<<
>>

ОБЪЯСНЕНИЕ И ПОНИМАНИЕ

Сомнение доставляет мне не меньшее на-

слаждение, чем знание.

Данте

На коллизии между объяснением и пониманием одним из первых

обратил внимание В.Дильтей, отметивший разрыв между ожиданиями

лапласовского мышления, ориентированного на специфику неживой

природы, и таким предметом научного познания, каким является жизнь

в целом и жизнь человека в частности.

Объяснение относится к детерминистскому типу описания, когда,

желая объяснить данное состояние (поведение) объекта, отыскивают в

предшествующем времени объективные причины. Однако в случае с

человеческими поступками ссыпка на объективные причины, как давно

было замечено, часто бывает оправданием (или самооправданием) не-

благовидных действий (или бездействий). В одной и той же объек-

тивной ситуации разные люди ведут себя по-разному: сказываются раз-

личия целей, мотиваций, волевых и нравственных качеств. "У человека

нет алиби", - сказал в свое время Сартр, подчеркнув неразрывную связь

двух особенностей личности: свободы и ответственности.

В политике

эта характеристика человеческого бытия обязывает по-иному относить-

ся и к политическим партнерам. Часто бывает, что груз прежних оце-

нок (касающихся прошлых обстоятельств и взаимоотношений) как буд-

то исключает возможность открыть "новую страницу" в отношениях с

партнером. Но мы всегда должны помнить о способности людей менять-

ся, поднимаясь над обстоятельствами - в том числе и над собственным

прошлым. Эту особенность человека как существа свободного подчер-

кивает христианство. Искренне раскаявшийся грешник ценится выше

"исконного" праведника. И в самом деле: выстраданная в опыте прозре-

ния и покаяния добродетель надежнее простодушной праведности, не

ведающей соблазнов.

Согласно В.С.Швыреву, понимание выступает как

"создание такого идейного пространства, в рамках которого при всей

гетерогенности отдельных позиций существовала бы возможность ре-

ального их взаимодействия в познании предмета, пространства, которое

превращало бы конфликтность позиций в конструктивные противоречия

постижения предмета"1.

Искусство переговоров состоит в том, чтобы, не связывая себя на-

мертво грузом прошлого, более свободно выбрать будущее, иными сло-

вами, вместо доминанты "причины" предложить доминанту "цели".

"Вопрос "почему?" имеет два совершенно различных значения. Одно из

них направлено в прошлое в поисках причины и определяет наше пове-

дение прошлыми событиями. Другое направлено в будущее в поисках

цели и определяет наше поведение нашей свободной волей"2.

Иными словами, люди в значительной мере сами выбирают способ

самодетерминации. Те, кто выбрал самодетерминацию через прошлое,

тем самым выключает себя из процесса производства будущего

(предоставляя это другим). Те, кто выбирает самодетерминацию через

цели и ценности, самоосуществляются в качестве субъектов социально-

го действия и творчества. Разумеется, человек никогда не является пол-

ностью свободным от обстоятельств, но он и никогда не бывает всецело

предопределенным ими. Как отмечает П.Рикер, человеческое существо-

вание находится внутри континуума, на одном полюсе которого распо-

ложена "каузальность без мотивации", а на другом - "мотивация без

каузальности". "Человек есть существо, которое принадлежит одновре-

менно и порядку причинности, и порядку мотивации, порядку объясне-

ния и порядку понимания"3.

Таким образом, мы выявили первое основание дифференциации ме-

жду объяснением и пониманием. Оно связано с особым порядком сво-

боды (альтернативности выбора). Понять политического субъекта - зна-

чит по возможности отделить в его поведении то, в чем он действитель-

но несвободен (детерминирован), от того, в чем он открыт выбору, убе-

ждению, целеполаганию.

Второе основание понимания связано с про-

блемами целостности. Процедура объяснения представляет аналитику

расчленения объекта: выделяется в "чистом виде" одна его сторона в

качестве независимой (от целого) переменной и подвергается экспери-

ментальным воздействиям или моделированию с целью выявления ее

функциональных характеристик. Иными словами, научное объяснение

дает операционное знание, пригодное на то, чтобы воздействовать на

объект, не дожидаясь формирования целостных представлений о нем.

Возникновение операциональной науки Нового времени связано с не-

терпеливым стремлением европейского "прометеева человека" подчи-

нить себе природу, утилизировать ее. "Можно сказать, что научное зна-

ние не является ни мудростью, ни созерцанием, ни герменевтическим

проникновением, но исключительно операциональным действием... На-

учный эксперимент есть процедура, состоящая в том, чтобы выявить

определенный демонстрируемый в чистом виде эффект в заранее опре-

делимых условиях, соответствующих заданному плану и предварительно

сформулированной гипотезе"1. Словом, наука вычленяет определенные

связи и отношения в природе (или обществе) с целью получения опера-

ционального знания, являющегося основанием не понимания, а техноло-

гического использования. Эта относительная независимость использова-

ния от понимания и стала источником разрушительных последствий

научно-технического прогресса. "Научные сообщества - это группы

людей, которые решают проблему превращения самодостаточных объ-

ектов в объекты-средства, неманипулируемых объектов в манипулируе-

мые"2 .

Особую остроту эти проблемы приобретают сегодня в связи с ролью

политического знания, поставленного на службу модернизации общест-

ва. В России со времен Петра I существуют установки власти на преоб-

разование общества, опираясь на науку. Это предполагает особые субъ-

ект-объектные отношения между государством и обществом, когда вто-

рое выступает перед первым в качестве бесструктурного "-сырого мате-

риала".

В своем законченном виде эта установка проявилась в больше-

вистском государстве. Для идеологии прогресса страны, народы и куль-

туры - всего лишь средства, орудия прогресса (в гегельянских терми-

нах: "орудия мирового разума"). Машина прогресса безжалостно пере-

рабатывает их, выбраковывая все "лишнее", подлежащее выбрасыванию

в "мусорную яму" истории. Не случайно реформаторскому нетерпению

столь часто сопутствует брезгливо-пренебрежительное отношение к

собственному народу. В этом проявляется особый прогрессистский ра-

сизм, третирующий своих оппонентов - "вчерашних людей" в качестве

недочеловеков. Но те, которые воспринимают свою страну, ее культуру

и традиции в духе понимания, т.е. отнесения к ценности, не могут вы-

дать карт-бланш "преобразователям": им важно сохранить свою страну

как культурно-историческую целостность. Произвольно изымать

"липшее" из этой системной целостности - значит уподобляться рети-

вым истребителям "вредной" флоры и фауны, не ведающим таких поня-

тий, как биоценоз и геобиоценоз.

С понятием целостности связано понятие самоценности, также яв-

ляющееся базой понимания. В методологическом смысле (с позиций

"теоретического разума") самоценность выступает как "право" объекта

быть отличным от наших теоретических предожиданий; в практическом

плане - как его право не соответствовать ожиданиям нашей пользы. В

этом отношении обнаруживается зависимость понимания от таких вне-

научных феноменов, как доверие или любовь. Предпосылки пониманию

создает определенный минимум доверия. Например, у меня есть шанс

понять другого только при наличии определенной презумпции - пре-

зумпции доверия в отношении того, что бытие другого имеет смысл, что

оно принадлежит к столь же необходимым компонентам мира, как и

мое собственное существование. Очевидно, неменыпими эвристически-

ми возможностями в контексте понимания обладает любовь.

В логике объяснения - классической логике европейского рациона-

лизма - любовь, как и любые другие пристрастия, уменьшает нашу по-

знавательную способность. В самом деле, в опыте субъект-объектных

отношений - а именно таков опыт классической науки - всякие при-

страстия - помеха. Оптимальными являются отстраненное отношение к

объекту, редукция субъективных переживаний. Однако в контексте по-

нимающего знания именно любовное отношение позволяет открыть те

стороны или ту перспективу, которые для холодной отстраненной ана-

литики так и остались бы скрытыми. Как отмечает В.Франкл, "и вновь

оказывается, что абсолютно не правы те, кто утверждает, что любовь

ослепляет. Наоборот, любовь дает зрение, она как раз делает человека

зрячим. Ведь ценность другого человека, которую она позволяет увидеть

и подчеркнуть, еще не является действительностью, а лишь простой

возможностью: тем, чего еще нет, но что находится лишь в становле-

нии, что может стать и что должно стать. Любви присуща когнитивная

функция" .

Сегодня в среде наших политологов ощущается давление особой

"отчужденной" проницательности в отношении статуса и перспектив

России. Политическая аналитика отягощена презумпцией недоверия в

отношении страны с "неисправимо плохой" исторической наследствен-

ностью, где "наилучшие теории" дают неожиданно плохой эффект.

Здесь-то особенно ярко обнаруживается отличие подходов к историче-

ским перспективам России со стороны позиции объяснения и позиции

понимания. Объяснение следует детерминистской логике, выводя из

"мрачного прошлого" довольно сомнительное будущее; понимание сле-

дует не логике линейного детерминизма, а логике культуры, в которой

нередко действует особый тип "реактивной зависимости". Как отмечают

социологи, неблагополучные семьи создают предпосылку для формиро-

вания неблагополучных детей; однако бывает и наоборот: дети форми-

руют себя как личности в противовес негативному примеру и опыту

отцов. Так случается, что в семье отца-пьяницы формируется принци-

пиально непьющий сын: причинный тип детерминации через прошлое

он заменяет самодетерминацией целевого и ценностного типа. Эта же

закономерность нередко наблюдается и в развитии духовной культуры.

Случается, что мрачные времена в развитии общества создают светлое

искусство, жизнеутверждающую литературу, живопись, музыку ... А

бывает и наоборот: благополучные времена отмечены культурным бес-

плодием и мелкотемьем. Очевидно, парадокс, связанный с "реактив-

ными" и компенсирующими феноменами в культуре, может сказаться и

в общественно-политической истории страны. Случается, что вчераш-

ние побежденные сражаются лучше победителей. Побежденная Герма-

ния и Япония после войны развивались, в целом быстрее своих более

благополучных соседей: сказалась энергетика компенсирующего рывка.

Вероятно, в парадигме объясняющего знания, это было бы труднее

предвидеть, нежели в парадигме культурно-исторического понимания.

Нельзя не отметить одной настораживающей особенности. Сегодня

опыт понимания — тревожно-ностальгического или экстатического пе-

реживания прошлого и предчувствия будущего своей страны как непо-

вторимо-уникальной и потому именно особо ценной - в значительной

мере монополизирован правым крылом наших политиков и политоло-

гов. Леволиберальное крыло видит в судьбе некогда могущественного

СССР только закономерное крушение архаичного монстра, недостойное

каких бы то ни было сожалений. Развал его экономики оценивается как

проявление закономерностей перехода от индустриального общества,

представленного промышленными гигантами, к постиндустриальному.

Развал государства - как закономерное крушение тоталитаризма под

напором демократических импульсов века. Развал армии - как законо-

мерное крушение сил милитаризма, враждебных новому мировому по-у

рядку и т.п. Словом, прогрессисты готовы целиком отдать побежденную!

страну неумолимой механике Прогресса, которая разберется с нею без

нашего "субъективного" вмешательства.

Все это весьма напоминает ситуацию поверженной Германии 20-х

годов нашего столетия. И тогда коммунисты и социал-демократы видели

в опыте поражения своей страны не больше, чем проявление законо-

мерностей Прогресса и в качестве "прогрессистов" приветствовали его.

Альтернативное отношение к этому опыту с позиций естественной на-

циональной горечи стало делом другой, правой стороны, которая вскоре

придала ему опасную односторонность и нетерпимость, приведшую к

мировой катастрофе.

Сегодня мы видим аналогичное размежевание "эпистемологаческого

опыта" в нашей стране: одни подходят к поражению своей страны с

позиций прогрессистского "объяснения", усматривая в нем закономер-

ную победу передового над отсталым, а другие - в качестве реакции на

это парадоксальное торжество прогрессизма на пепелище родного дома,

занимают позицию глухой обороны от всего мира и от самого будущего.

Преодолеть этот кризис непримиримого раскола двух противоположных

типов переживания одной и той же ситуации необходимо в целях пре-

дотвращения опасного противостояния в обществе, способного привести

к гражданской войне. И одним из шагов в этом направлении явилось бы

овладение нашими теоретиками из "демократического лагеря" навыками

понимающего социального знания, помещающего себя не в одно только

пространство объективных причин и закономерностей, но и в простран-

ство культурного и ценностного переживания, требующего особой ин-

туиции. Это переживание всегда лучше дается тем, кто чувствует себя

поверженным. Это нашло экспериментальное подтверждение в опытах

Тэджфела и Тэрнера, сопоставляющих психическое состояние и мента-

литет выигрывающих и проигрывающих команд. Обнаружилось, в част-

ности, что постоянно выигрывающая команда склонна оценивать свои

успехи в парадигме объяснения - как закономерный итог прошлых на-

коплений (тренировок, квалификации и т.п.). Напротив, проигравшая

команда чувствует большую отстраненность от мира объективных при-

чин; ей свойственно переживать свою ситуацию с большей экзистенци-

альной напряженностью, как уникальную и непрозрачную для объяс-

няющего разума, нечувствительного к роковым вмешательствам случая

или судьбы. Кстати, проигравшие команды сильнее испытывают на себе

действие механизмов идентификации - оппозиции (противопоставления

"мы" и "они"). Неудача оказывается более сильным фактором внутрен-

него сплочения и единства, чем успех. Это можно объяснить с позиций

целесообразности: сплоченность больше необходима неудачникам, чем

победителям. Но можно привлечь сюда и концепцию социокультурного

понимания, свидетельствующую о том, что сплоченность тем выше, чем

острее переживание уникальности судьбы и ситуации. А острота эта

усиливается в ситуации неудачи. Не случайно Л.Н.Толстой сказал: "Все

счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья

несчастлива по-своему".

Примечательно и такое обстоятельство, значимое в контексте общей

философии политики. Победители предпочитают ощущать себя в лапла-

совской Вселенной линейных закономерностей, где будущие события

вытекают из предыдущих. Такой тип восприятия удобен, ибо обещает

закрепление благоприятно сложившихся обстоятельств в качестве зако-

номерных, и, следовательно, воспроизводимых в будущем. Напротив,

побежденные ищут трещин в сложившемся порядке бытия, стремятся

обнаружить пока еще скрытые альтернативы. Их картина мира, таким

образом, ближе современной (в научном смысле) стохастической Все-

ленной, в которой не наблюдается прямой зависимости и между про-

шлыми и будущими состояниями, а веер возможных альтернатив весьма

широк.

<< | >>
Источник: А. С. Панарин. Политология. Учебник.— М: «Проспект»,.— 408 с.. 1997

Еще по теме ОБЪЯСНЕНИЕ И ПОНИМАНИЕ:

  1. Глава I. ОБЪЯСНЕНИЕ И ПОНИМАНИЕ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО СЦИЕНТИЗМА
  2. Даем объяснения
  3. 2.2. Объяснения лиц, участвующих в деле
  4. 66. Объяснения сторон и третьих лиц
  5. 4.2. Объяснения
  6. Объяснения поведения толпы
  7. Психологические объяснения преступности.
  8. Объяснения поведения толпы
  9. Другое возможное объяснение
  10. 3.3.1 Понимание административных бизнес- процессов
  11. § 1. Социологическое понимание культуры
  12. В объяснение уже сделанного в прошлом выбора
  13. ОБЪЯСНЕНИЕ УСКОРЕНИЯ ИНФЛЯЦИИ В 1960-1980 гг.
  14. ОБЪЯСНЕНИЕ УСКОРЕНИЯ ИНФЛЯЦИИ В 1960-1980 гг.
  15. Понимание деятельности экономического субъекта
  16. 2. Объяснение девиантного поведения в теории навешивания ярлыков
  17. 3. Объяснение девиации с позиции теории социальной солидарности
  18. ОБЪЯСНЕНИЯ ПУНКТОВ ПРИМЕРНОГО ЕЖЕМЕСЯЧНОГО ПРОЦЕНТНОГО БЮДЖЕТА
  19. Это выше моего понимания
  20. Понимание деятельности аудируемого лица