Смысл истории: факт, вымысел, миф
За разнообразными «измами» XIX в., с большинством которых мы встретились в предыдущих главах, за вошедшими в каждый язык словами вроде классицизма и романтизма, капитализма и социализма стояло желание определить движущие силы перемен. Так как один из «измов» — «национализм» опирался, как мы видели, на язык и на миф, а первая мировая война (тема следующей главы) стала кульминацией периода, когда национализм играл важную роль в формировании народного самосознания, в любой интерпретации причин войны мифу, наряду с национальными стереотипами, следует уделить столько же внимания, сколько факту.
Следовательно, чтобы понять смысл191
192 глава 5
событий, необходимо обратиться к историкам (а вместе с ними к антропологам, социологам и психологам), а также к философам, специалистам в области точных и естественных наук (новое слово XIX в.) и «технологам» (редко использовавшийся в то время описательный термин). Как бы то ни было, все они перестраивали человеческую среду в Европе и за ее пределами. Знаменитый итальянский либеральный историк Бенедетто Кроне, родившийся в 1866 г., прошедший через бурные годы истории XX в.
и переживший вторую мировую войну, убедительно доказал, что после 1871 г. (период, который мы рассматривали в предыдущей главе) произошла глубокая перемена в «общественном духе Европы», прямо связанная, как думал он, с объединением Германии и Италии. Другие историки расширили его аргументацию, отождествив эти глубокие перемены отношений и восприятия, восходящие к рубежу XIX-XX вв., с истоками «модерна», равным образом представленного в литературе, живописи, музыке и архитектуре. Это, впрочем, был не единственный период из описанных в нашей книге, когда современники ощущали приход радикальных изменений. Столь же сильное чувство происходящих перемен царило в середине XVIII в. Слово «современность» использовалось и тогда, пусть всегда с отсылками к «древнему миру» для сопоставления и примера. Греция и Рим в силу своего выдающегося места в школьных курсах языков и истории всегда занимали особое положение в сознании людей. Уже тогда думали, что перемены затронут не только интеллектуальную область, хотя в 1759 г. Даламбер, один из редакторов «Энциклопедии», этого продукта Просвещения, рассуждая о переменах, сосредоточился на «чрезвычайно ярких изменениях в наших идеях», столь быстрых, что это обещает «еще большие перемены в будущем». Когда после 1789 г. они действительно наступили (тема первой главы нашей книги), это было не совсем то, чего ожидали Даламбер и большинство его коллег-просветителей.К 1789 г. пришел черед новых существенных перемен во вкусах и идеях. Изменились реакции, в том числе реакция на «природу», пришли и новые оценки «природы человека». Все искусственное (или тривиальное) стало подозрительным. «Живописное» и «возвышенное» видели в разном — в горах, мшистых болотах, гробницах и руинах. В моде были «сентиментальный человек» и руссоистский «добрый дикарь». Бернарден де Сен-Пьер в своей экзотической островной идиллии «Поль и Виржиния» (1788) вслед за Руссо предположил, что контакт с европейской «цивилизацией» ведет к трагедии. Более чем за МОДЕРН И СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ 193
двадцать лет до того Джеймс Макферсон в «Песнях Оссиана» (1762) воззвал к жизни мифические кельтские сумерки.
«Мы зовем ушедшие годы», — писал он в своем предисловии. Воспоминание шло вместе с новизной, и оба эти понятия не рассматривались тогда как противоположные. Действительно, при всей опоре на прошлое в песнях Оссиана сам этот жанр был новейшим изобретением. Реакция публики на них, как и реакция на романы (само это слово связано с чувством новизны)*, представляет интерес для историков культуры, стремящихся не только проследить развитие идей, но и разгадать чувства людей. Всегда существовали романы, считавшиеся современниками особенно «значительными», вроде «Новой Элоизы» (1761) Руссо и «Вертера» (1774) Гёте. Рядом с произведениями художественной литературы стоят некоторые автобиографии, например «Исповедь» (1781) Руссо. В этом же ряду следует рассматривать и «Автобиографию» английского историка Эдварда Гиббона, опубликованную в отредактированном виде в 1796 г. — спустя два года после его смерти. Мадам Некер назвала его завершенный в 1788 г. труд «Упадок и разрушение Римской империи» мостом для читателя от древности к современности.Сами романисты XVIII — начала XIX в. могли интересоваться и источниками не меньше, чем Гиббон, любивший прибегать к длинным ссылкам. Более чем просто символический интерес представляет тот факт, что британский писатель Генри Маккензи, автор романа «Человек чувства» (1771), для одного из поворотов сюжета использовал следующий прием: после случившегося
происшествия обнаруживается неполная кипа бумаг. Сэр Вальтер Скотт, не только романист, но и историк, в своих романах, первый из которых был опубликован анонимно в 1814 г., использовал все виды исторических источников. На протяжении XIX в. были и другие жанры, прчмо связывавшие историю и современную жизнь, в первую очередь биографии, как правило, посвященные «великим людям» или «героям». Обычно они опирались на свидетельства писем, дневников и автобиографий. Интересно, что когда в 1837 г. другой шотландский писатель (и пророк) Томас Карлейль, создавший свой чрезвычайно характерный литературный стиль, приступил к объемному труду о Французской революции, он в первую очередь обратился к гравюрам и портретам революционных вождей.
* Слово «novel», обозначающее роман в английском языке, восходит к латинскому «novus» — «новый». — Примеч. пер.
Еще по теме Смысл истории: факт, вымысел, миф:
- 74. ПРОБЛЕМЫ СМЫСЛА ИСТОРИИ
- «Римский миф» в истории И ПОЭЗИИ. Пути словесности и «круг ментальности»
- Поздняя Империя:«логос» как «миф» и «миф» как «логос»
- ФАКТ СОЦИАЛЬНЫЙ
- Миф и легенда
- 12.2.4. Можно ли подтвердить факт заключения контракта другими документами
- 20.3. Кто должен доказывать факт недобросовестности?
- 3.14.3. Кто должен доказывать факт недобросовестности?
- 13.5.3. Документы, подтверждающие факт вывоза подакцизных товаров за пределы территории РФ
- Смысл и коммуникативное намерение
- Общественно-исторический миф