3.Социальная эволюция стран Востока

К XVI в. Восток и Запад подошли в состоянии перманент­ной конфронтации. Начавшееся еще в УШ-1Х вв. противобор­ство ислама и христианства приняло характер военно-религи­озной борьбы между двумя цивилизациями, особенно в регионе Средиземноморья.

Дополнительным фактором взаимной вражды было пират­ство, опустошавшее побережья целых стран, подрывавшее мирную жизнь и жоммерцию, разорявшее цветущие города, внедрявшее самые безжалостные формы заложничества и ра­боторговли.

Социальная эволюция стран Востока в ХУ1-Х1Х вв. носила драматический, в некоторые периоды даже трагический, харак­тер перехода от безусловного доминирования над Западом и к столь же несомненному отставанию от него. Об истоках, темпах и даже сущностной стороне этого отставания споры идут с неза­памятных времен. Многие, особенно представители нацио­нальных историографий Востока, считают главной, а иногда

чуть ли не единственной, причиной отставания Востока — ко­лониальную экспансию западных держав с последующей жес­токой эксплуатацией ими народов Востока и последствиями этой эксплуатации — разрушением производительных сил, обнища­нием, социокультурной и экономико-технической деградацией.

Несомненно, большая доля правды в этом есть. Но вряд ли все беды Востока можно объяснить колониальным порабоще­нием и вообще «внешним» фактором. Страну Востока очень часто и в доколониальную эпоху вели между собой кровопро­литные и разорительные войны, в ходе которых население, народное хозяйство и культура оказывались на грани унич­тожения (а в некоторых случаях действительно погибали). Но это, однако, не привело к тем последствиям, которыми ха­рактеризуется социальное состояние Востока к исходу XIX в. Иными словами, «внешнее» воздействие-, в том числе фактор колониализма, в судьбах Востока сыграли роль значительную, но не решающую.

Большинство исследователей Востока, прежде всего в Ев­ропе и Америке, склонны объяснять отставание Востока осо­бенностями самого восточного общества и иными путями его развития, нежели общества западного. Однако и здесь едино­го мнения нет. Более того, существует многообразие и даже непримиримость разных позиций. Если обратиться только к отечественной историографии, то здесь стоит отметить еще | недавно кипевшие споры между «формационщиками» и «ци- вилизационщиками ».

Первые, исходя из теории исторической смены социально- экономических формаций, объясняли отставание Востока тем, что он попал в «тупик феодальности», не смог преодолеть ба­рьеры феодализма на пути своего развития в исторически ре­альные сроки и был обречен на насильственную ломку своего ч. традиционного строя в ходе модернизации, навязываемой из­вне колонизаторами. Отсюда берут начало различные концеп­ции эволюции восточного общества в колониальную и после­дующие эпохи.

Иначе все объясняют сторонники цивилизационного под­хода. Для них важны и основополагающи прежде всего ду­ховные факторы и складывающиеся на их основе отношения, которые функционируют не по формационным критериям и организуют, цементируют общество как в известной мере не­изменный социокультурный организм. Этот социокультурный

организм следует определенному духовному образцу, своего рода стержню духовной жизни.

Преувеличение роли религии «цивилизационщиками» под­крепляется еще и тем, что религия на Востоке — не только вера, философия и культуротворящий фактор, как на Запа­де. Она здесь также и образ жизни, свод законов и обычаев, социальный регулятор повседневного бытия. Особенно это от­носится к исламу. Кроме того, в силу этнической пестроты жителей Востока и различия условий их жизни (кочевников и оседлых, горцев и жителей равнин, обитателей пустынь и оазисов) огромную роль приобретали функции их объедине­ния и сплочения. Выполнявшее эти функции государство обычно нуждалось в освящении религией. Фактически госу­дарство в реализации военной и экономической власти опи­ралось на духовную, социокультурную и идейную поддержку религии.

Допуская правомерность цивилизационного подхода как такового (напомним, что великий английский историк А. Той- нби вообще считал историю чередой сменяющих друг друга цивилизаций), хотелось бы все же не противопоставлять его подходу формационному, каковой, со многими вариациями, также утвердился в мировой науке. Они на самом деле не так уж противоречат друг другу. Более того, необходимо взаимо­действие и взаимодополнение обоих этих подходов, так как экономика немыслима без технологии, а последняя — без раз­вития культуры, т.е. культура и технология, определяющие облик и уровень цивилизации, не могут быть отделены от эко­номики, определяющей, в свою очередь, социальную структу­ру, т.е. от факторов формационных. Иными словами нет фор- . мации вне цивилизации, а цивилизации — вне формации.

Сторонники цивилизационного подхода обычно абсолюти­зируют способность цивилизации жить своей жизнью, не со­впадающей с жизнью породившей ее формации. Особенно их восхищает способность цивилизации не идти вперед, а, со­храняя накопленное, останавливаться или даже двигаться вспять. Но это— самообман.

цивилизации и формации — норма, а не исключение. Духов­ное развитие всегда идет по своим законам, нуждаясь в пере­дышке и усвоении достигнутого, в достижении нового каче­ства. А развитие материальное, в частности экономическое, в большей степени измеряется количественным ростом и меха­ническим продвижением вперед.

Помимо весьма сложных отношений цивилизации (меры развития общества), формации (меняющейся в зависимости от экономики структуры общества) и культуры (меры разви­тия человеческой личности, но также системы ценностей и способа деятельности), для развития Востока всегда харак­терны были замедленные темпы социальных перемен и более длительные, чем на Западе, периоды переходного межформа- ционного состояния. Любая формация на Востоке почти ниг­де не достигала законченной, как в Европе, формы, сохраняя свою гетерогенность, многоукладность.

Не менее важен был и фактор «сопротивления культур», сформулированный известным французским историком Фер- наном Броделем. Согласно его концепции, эти культуры и «по­луцивилизации» в ответ на все попытки их уничтожить «по­являются снова, упорно стремясь выжить». На Востоке все эти культуры, цивилизации и «полуцивилизации» возникли раньше, чем на Западе, укоренились прочнее и потому вос-> точное общество не только в социально-экономическом?,' в цивилизационно-культурном плане было пестрымучмногей» укладным, плюралистичным. Каждая предшествовавшая эпо* ха оставляла свой след в последующих более весомо и замет­но, чем это было (в тех случаях, когда было) на Западе,

Таким образом, для социального развития Востока в XVI— XIX вв. (как, впрочем, и в иные эпохи) характерны были сле­дующие особенности: 1) более длительный, чем на Западе, характер переходных межформационных эпох; 2) отсюда стойкая многоукладность, социально-экономическая пестро­та восточного общества; 3) особая роль фактора «сопротив­ления культур», увеличивавшая неоднородность, многопла- стовость любого социума на Востоке; 4) гипертрофированное значение государства и религии, порождавшее, в свою оче­редь, столь же гипертрофированные привилегии и влияние бюрократии и духовенства. К этим особенностям внутренне­го свойства следует добавить игравшие подчас решающую роль факторы воздействия извне, каковыми преимущественно до XVI в. (в Евразии до XVIII в.) были завоевания и наше­ствия кочевников, а после XVI в. — колониализм стран Ев­ропы.

Вопреки широко распространенному мнению об извечной «отсталости» Востока и авангардной роли Запада, на рубеже Нового времени положение было совершенно иным. К началу XVI в. на Востоке, т.е. в Азии и на севере Африки, прожива­ло 288 млн. чел., или 68% всех жителей земли в то время. Именно на Восток вплоть до конца XVII в. приходилось око­ло 77% промышленного (т.е. в соответствии с канонами эпо­хи мануфактурно-ремесленного) производства. Более благо­приятный климат и плодородие почв Востока определяли его превосходство в урожайности зерна и производстве продоволь­ствия. В Индии второй половины XVI — начале XVII вв. сред­няя урожайность пшеницы с гектара составляла 12,6 ц., а в Западной Европе — менее 8 ц. Только на севере Ирака в XVI в. производилось зерна больше и лучшего,качества, чем на всех немецких землях, вместе взятых. В Алжире хлеба было боль­ше, чем в Испании, и стоил он в 4 — 5 раз дешевле. Крестьяне на Балканах, бывшие поданными Османской империи, жили значительно лучше в XVI в. и несколько лучше в XVII в., чем крестьяне сопредельных стран Европы.

В 1500 г. в мире был 31 крупный город с населением свы­ше 100 тыс. чел. Из них 25 находилось на Востоке и лишь 4 — в Европе. Вплоть до начала XIX в. Европа импортирова­ла из стран Востока многие товары высокого качества, осо­бенно ткани, шёлка, ювелирные изделия и прочую готовую продукцию, медикаменты, пряности, кофе, чай, сахар. Пе­кин и в 1500 г. и в 1600 г. оставался крупнейшим городом мира, а в 1800 г., сохраняя это звание, впервые'в истории че­ловечества перешагнул границу города с миллионным насе­лением. В тот год 60% горожан жили на Востоке. Даже в 1875 г. доля горожан на Востоке была выше, чем на Западе.

Европейцев восхищали в ХУ1-ХУП вв. изобилие, роскошь и могущество Востока, а сама Европа казалась им тогда го­раздо более бедной и отсталой частью света. Особенно низок был уровень материального производства, прежде всего про­мышленного. В расчете на душу населения он был .меньше, чем на Востоке. Всего на Европу (без России) тогда приходилось 16% всего населения земли (68 млн. чел.) и 18% мирового про­мышленного производства. И хотя по приросту населения

в XVI в. Европа уступала Азии (25% против 35% ), бедность и недоедание были уделом гораздо большей доли ее населения, чем на Востоке того времени.

Лишь на юге Европы, в связанных с Востоком странах Сре­диземноморья, экономическое и социальное положение было намного лучше, особенно таких итальянских городов-респуб­лик, как Венеция, Генуя, Флоренция, Пиза,; Амальфи, Ли­ворно, в значительной степени благодаря постоянной торгов­ле, хозяйственным, культурным и прочим связям с Ближним Востоком и Северной Африкой. В этих городах происходил не только обмен товарами со странами Востока, где почти все эти города и их купцы имели свои склады, фактории, пред­ставительства, давние деловые связи. Происходил также об­мен опытом и информацией, взаимные знакомство и учеба, освоение приемов и методов, мастерства и технологии. Тем более, что еще со времен раннего средневековья, особенно с эпохи крестовых походов, в средиземноморских странах Ев­ропы жили представители народов Востока. Это были коло- Вйи мусульманских купцов в Неаполе и Марселе, военно­пленные, занятые на различных работах, например в Провансе, арабские врачи, ювелиры, ремесленники, архитек­торы. Наконец, это могли быть наемники и рабы.

Работорговля процветала в феодальной Европе, особенно в зоне Средиземноморья. В частности, в Италии почти не было зажиточного семейства, не имевшего в услужении рабов или рабынь с Востока в ХУ1-ХУП вв. В былые времена стимули-' ровавшаяся Византией работорговля в последующие века вся­чески поощрялась, с одной стороны, мусульманскими корса­рами Магриба и османскими «гази» (борцами за веру), оспаривавшими у Испании гегемонию в Средиземноморье, а с другой стороны — генуэзскими и венецианскими торговца­ми, служившими королю Испании каталонскими и сицилий­скими пиратами, а также мальтийскими рыцарями, контро­лировавшими центральную зону Средиземноморья. Среди рабов в Европе преобладали арабы, африканцы, тюрки, сла­вяне, греки.