<<
>>

РЫНОК

Доктор Адам Смит (1723-1790) был самым рассеянным профессором. Однажды он заварил хлеб с маслом, после чего заявил, что чай очень плох. Он стал настоящей достопримечательностью Эдинбурга, где часами бродил по улицам, глубоко задумавшись, полуодетый, дергающийся всем телом, ведя с самим собой горячий спор взволнованным голосом, причем он при этом мчался во весь опор своей неподражаемой «походкой червяка».
Однажды он в пылу спора с собой вступил прямо в дубильный чан. Он совершенно не подходил для брака и прожил всю жизнь со своей матерью. Замечательно, что этот изумительно беспорядочный человек изобрел процесс разумного наведения порядка в механизмах нашей повседневной жизни.

Смит и его друг Дэвид Юм были светилами шотландского Просвещения в тот период, когда академическая жизнь Англии замерла. Он был в контакте с Джонсоном, Вольтером, Франклином, Кене, Бёрком. Когда он (уже престарелым профессором) был на приеме у королевских министров, они все встали, приветствуя его: «Мы все стоим, мистер Смит, — сказал Уильям Питт, — потому что мы все — ваши ученики».

Смит начал свою ученую карьеру в 28 лет на кафедре моральной философии в университете Глазго, где он опубли­ковал свою Теорию нравственных чувств (1759 г.). Это было исследование происхождения одобрения и неодобрения. Смит вступил в область экономики, когда задался вопросом приложения такого человеческого чувства, как алчность, а также тем, как частный интерес может послужить общему благу, и его Исследование о природе и причине богатства народов (объемом в 900 страниц, 1776 г.) было, по существу, пространным эссе на ту же тему. Этот труд подорвал протекционистскую философию меркантилизма, который господствовал в экономической науке к тому времени уже в течение 200 лет. Смит пришел к выводу о существовании общества, в функционировании которого участвуют все люди, а также сформулировал законы рынка.

Он описал механизмы производства, конкуренции, предложения и спроса и ценообразования. Особое внимание он уделил организации труда, продемонстрировав основные положения в знаменитом описании фабрики шпилек: посредством рационализации труда и спецификации заданий рабочие могли производить 48000 шпилек в день, при том, что каждый рабочий в отдельности мог произвести только 2-3. Он особенно подчеркивал, что в природе рынка заложена способность саморегуляции, которая (если ей не мешать) благопри­ятствует социальной гармонии. Он установил два основных закона рынка: закон накопления и закон народонаселения. «Потребность в людях, — писал он с шокирующей прямотой, — по необходимости регулирует производство людей». Он любил приговаривать: «Оставьте рынок в покое».

Со времени Адама Смита экономическая наука непрерывно исследует поднятые им темы. Начало положили Рикардо, Мальтус и Маркс, затем Гобсон, Бастиа и Маршалл и, наконец, Веблен, Шумпетер и Кейнс. Для Смита экономическая наука была частью спекулятивной философии, и величайшие практики этой науки признавали хрупкость своих построений. В глазах профанов, однако, экономика значит гораздо больше: она заняла место, освободившееся с упадком религии и отсутствием общественного консенсуса в вопросах морали; теперь она все больше занимает политиков, представляется панацеей от всех зол, даже залогом личного удовлетворения. Из предмета специального, технического, разъяснявшего устройство общества так же, как медицина разъясняет устройство человеческого тела, она все больше превращается в самоцель, формулирует цели общества, мотивы действий, побуждения. Моралист Смит ужаснулся бы, увидев это.

тескье (1689-1755), вдохновлявшемуся отчасти греческой и римской республиканскими формами правления, а отчасти английскими конституционными установлениями 1689 г.: «В каждом государстве есть три вида власти: законодательная, исполнительная власть над теми вещами,

которые зависят от прав народа, и исполнительная власть, связанная с гражданским правом...

Но ничего не получится, если один и тот же человек будет осуществлять все три власти: создание законов, исполнение общественных постановлений и власть судить за

9

преступления» .

Просвещение и абсолютизм, ок. 1650-1789 445

Теории Локка и Монтескье широко распространялись энциклопедистами, особенно в таких статьях, как Политическая власть или Естественная свобода. Они способствовали не только демократизации, но, можно сказать, и революции.

В это время расцветает рационалистическая историография. История отходит от простого повествования о событиях, от хроник и временников, служивших защите правящей церкви и монарха; она становится наукой о причинах исторических событий и перемен. Так называемая Всемирная история (1681 г.) Боссюэ или История великого восстания (1704 г.) графа Кларендона пока еще принадлежали древней традиции историографов, так же как и многочисленные протестантские и католические хроники религиозных войн. Но в XVIII в. некоторые занялись историей нового рода. Так, Словарь Бейля (1702 г.) состоял из расположенных в алфавитном порядке статей обо всех великих людях истории и литературы; в них с безжалостным скепсисом рассматривалось все достоверное и недостоверное, что было известно о каждом. Словарь демонстрировал, что ни один исторический факт не может быть принят без достаточных свидетельств. Джамбаттиста Вико в своей Новой науке (1725 г.) предлагает теорию цикличности истории. Монтескье в Размышлениях (1734 г.) вводит понятие определяющей роли условий окружающей среды, в то время как Вольтер в своих работах о Карле XII и Людовике XIV подчеркивает роль фактора случайности в формировании характера выдающейся личности. Трактат Юма Естественная история религии (1757 г.) подрывал святые основы истории религии. Эти авторы отвергали роль Провидения как объяснение событий прошлого, то есть возвращались к такому стилю мышления, который не был в ходу со времен Н. Маккиавелли и Ф. Гвиччардини. Все они находились иод влиянием новомодного понятия общественного прогресса, которое получило классическое определение в Сорбонне 3 июля и 11 декабря 1750 г., когда молодой Тюрго прочитал длиннейший, написанный по-латыни доклад в двух частях:

«Природа наделила всех людей правом на счастье.

.. Все поколения связаны друг с другом последовательностью причин и следствий, что соеди­няет современное состояние мира со всеми теми, которые ему предшествовали... весь человеческий род, от самого его начала, представляется философу единым огромным целым, у которого (как у всякого индивидуума) есть собственное детство и собственный прогресс... Все человечество, переходя от спокойных времен к беспокойным и от хороших лет к плохим, постоянно, хотя и медленно, движется ко все большему совершенству»10.

Историки все чаще применяли социальные, экономические и культурные понятия своего времени для анализа прошлого. Теперь уже было недостаточно ограничиваться деяниями королей и их дворов. Двумя величайшими памятниками этой эпохи стали История Америки Уильяма Роберт-сона (1777 г.) и несравненная книга Закат и падение Римской империи Эдуарда Гиббона (1788 г.). Только один том Истории польского народа (1780-1786 гг.) епископа Адама Нарушевича вышел в свет — издание прекратилось из-за возражений посла императрицы Екатерины в связи с тем, что в истории древних славян (как она была здесь представлена) поляки играли большую роль, чем русские.

Поневоле задумаешься, а были ли историки эпохи Просвещения более объективны, чем придворные и церковные историки, которых они так безжалостно высмеивали. Нападки Гиббона на монашество или необоснованные нападки Вольтера на Польшу, которая становилась в его трудах мальчиком для битья, когда Вольтер выступал против религиозного фанатизма, — все это свидетельствует, что одни предубеждения сменились другими. Между тем объем и репутация историографии значительно выросли. На деле, впрочем, Просвещение было полно противоречий. Ведущие деятели этой эпохи были согласны друг с другом в целях и средствах, но никогда не имели согласия во взглядах и мнениях. Так, самые влиятельные фигуры Просвещения — Вольтер и Руссо — не имели между собой ничего общего.

Франсуа-Мари Аруэ (1694-1778), который взял псевдоним Вольтер во время своего заточения в Бастилии, был не просто поэтом. Вольтер был поэтом, драматургом, писателем, историком, философом, памфлетистом, другом королей и дерзким острословом. Вольтер родился и получил образование в Париже, но большую часть своей 446 LUMEN

долгой жизни он провел во всевозможных изгнаниях. Государство преследовало не только книги Вольтера, но даже его издателей и типографов. Вольтер балансировал на самой границе политической и социальной респектабельности и наконец символично осел на самом краю Франции в городке Ферне, неподалеку от Женевы. Вольтер покинул Париж опозоренным, когда ему было 32. До своего 84-летия, кроме тех лет, когда он работал придворным историографом в Версале в 1 744-1747 гг., он не возвращался более в Париж.

Вольтер прожил 6 плодотворных лет в Англии, потом 3 года при гостеприимном дворе Станислава Лещинского в Люневиле в Лотарингии. Еще 3 года поэт провел в Пруссии у короля Фридриха Великого, большого его почитателя. Из Швейцарии Вольтер был изгнан за «неподобающие высказывания» о Кальвине. В конце концов Вольтер вернулся домой, в Ферне. Дом Вольтера в 1760-1778 гг. был больше похож на двор коронованной особы. В его имение приезжало столько гостей, что Вольтера стали называть «трактирщиком Европы», «королем Вольтером» и «сельским сеньором». Здесь, в Ферне, Вольтер попытался на практике осуществить все свои идеи: он осушил болота, завел образцовую ферму, построил церковь, театр, шелкопрядильную и часовую фабрики.

«Убежище 40 изгнанников превратилось в богатый город с населением в 1200 человек», — с гордостью замечал Вольтер.

В трудах Вольтера, которые составляют более 100 томов, обсуждаются вопросы терпимости в религии, свободы и мира в политике, частной инициативы в экономике и интеллектуального лидерства в искусстве. Английские письма, в которых Вольтер восхищается веем, от квакеров, парламента и духа предпринимательства до Бэкона, Локка и Шекспира, дали новую пищу для размышлений консервативным католическим кругам на континенте. Век Людовика XIV (1751 г.) представил французам богатую, но весьма критическую картину их недавнего прошлого. Философская новелла Кандид (1759 г.) была написана как ответ Руссо. Вольтер рассказывает историю о молодом, исполненном энтузиазма Кандиде и его просвещенном наставнике Панглосе с ero девизом — «все к лучшему в этом лучшем из миров». Кандид и Панглосе на своем пути встречают всевоз­можные несчастья и стихийные бедствия: войну, резню, болезнь, арест, пытки, предательство, землетрясение, кораблекрушение, инквизицию и рабство. По завершении своего путешествия они приходят к выводу, что, поскольку зло преобладает в мире, то единственное, что им остается делать, — это приводить в порядок собственные дела. Вольтер завершает новеллу словами Кандида: «Будем возделывать наш сад».

Трактат о терпимости (1763 г.) — это крик души Вольтера. Причиной для ero написания стало тулузское «дело Каласа». Кальвинист-отец был колесован по обвинению в том, что препятствовал своему сыну принять католичество. Карманный философский словарь (1764 г.), малый соперник великой Энциклопедии, — это неподражаемый образчик

иронии и сатиры. В дополнение Вольтер написал пару десятков трагедий, множество политических памфлетов и около 1500 писем. Он умер в Париже после того, как был коронован (в виде бюста на сцене) на представлении его последней пьесы. «Они бы пришли такой же толпой и на мою казнь», — сказал он. И он все еще писал стихи: Мы родились, мы живем, моя пастушка, Как и почему мы умираем, не понять; Каждый отплывает из ничего; Куда?.. Бог знает, моя дорогая11.

«Я умираю, обожая Бога, — сказал он, — любя моих друзей, не имея ненависти к

2

врагам, но презирая предрассудки» .

Жан-Жак Руссо (1712-1778), родившийся в протестантской Женеве, был еще большим скитальцем, чем Вольтер. У него было почти столько же талантов: музыкант, писатель и философ, он приобрел почти такую же громадную известность. Мальчиком он сбежал и провел почти десять лет на дорогах Савойи и Швейцарии, затем (при обещании обратиться) был взят одной католичкой, жившей в Анси. Получивший, в основном, образование самостоятельно, он вынужден был пробиваться, служа домашним учителем, композитором, балетмейстером, слугой в Париже и секретарем французского посольства в Венеции. Его связь с простой и необразованной девушкой Терезой Левассер и судьба пятерых их детей, отданных в приют для подкидышей, были для него источни- Просвещение и абсолютизм, ок. 1650-1789 447

ком глубоких переживаний, размышлений и, возможно повторявшегося психического расстройства. В зрелые годы он неожиданно прославился как лауреат премии Дижонской академии за Рассуждения о науках и искусствах [«Рассуждение... по вопросу, предложенному... Академией: "Способствовало ли возрождение наук и искусств очищению нравов"»] (1750 г.), а также в связи с популярностью его оперы Сельский колдун (1752 г.). Он подружился с Дидро и стал сначала звездой парижских салонов, а потом — их жертвой, так что в конце концов он снова отправляется скитаться. Одержимый страхом перед мнимым заговором против себя, он постоянно переезжал, боясь сторонников Вольтера и собственной внутренней неустроенности, — то в Женеву, то в прусский Невшатель, то на остров на озере Лак-де-Бьен, то в Англию, то в Бургуан или Монкен в Дофине. Последние годы он провел в Париже, занимаясь изданием мемуаров и Прогулок одинокого мечтателя (1782 г.). Умер в замке Эрменонвиль.

Руссо воспользовался методами Просвещения для ниспровержения достижений Просвещения. В прославивших его Рассуждениях Руссо заявил, что цивилизация портит человеческую натуру. В своем следующем труде, Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми (1755 г.), он нарисовал идиллическую картину жизни первобытного человека и возложил на процветание всю вину за зло в политических и общественных отношениях. Против этого труда ополчились и радикалы, и консерваторы. Роман Юлия, или Новая Элоиза (1761 г.) — это история любви в родных для Руссо Альпах. Перед читателем является никогда до того не виданная панорама чувств: страсть, моральные переживания и неукротимая натура. Эмиль, или о воспитании (1762 г.) — следующий невероятный успех — рисовал, как воспитывать ребенка, чтобы уберечь его от того искусственного разложения, которое несет с собой цивилизация. Это дитя природы должно учиться от Богом данного опыта, а не по созданным людьми книгам; чтобы быть счастливым, он должен иметь практические навыки и быть свободным.

Политический трактат Об общественном договоре (1762 г.) был поистине революционным. Уже в первой фразе Руссо сетует на несправедливости существующего порядка: «Человек рожда­ется свободным, а между тем он всюду в оковах». Главные идеи Руссо, высказанные в этом труде (общая воля, независимость народа и сам Договор), предлагали такие решения, которые касаются не какого-то идеального правителя, но соотносятся с интересами самих управляемых. И если Вольтер обращался к просвещенной элите, то Руссо обращался к народам.

В Исповеди, опубликованной в 1782-1789 гг., Руссо с большим обаянием и искренностью анализирует исключительно непривлекательную личность автора. Он выставляет напоказ свою вину и сомнения. «Он изо всех сил бьет себя в грудь, — писал один критик, — прекрасно зная, что читатель его простит». Эта поглощенность автора своей искаженной психикой похожа на то, что появилось в литературе позднее. Руссо презирал других философов и в особенности Вольтера. Он был полон решимости сказать

13

Высшему Судии в день Страшного суда: «Я был лучше, чем вон тот человек!»

Образование оказалось той сферой, где были особенно приложимы идеи Просвещения. Фактически Церковь удерживала монополию в учебных планах школ и университетов. Влияние Возрождения уже давно ослабло. В католическом мире иезуитские и пиаристские [принадлежавшие Ордену... благочестивых школ — «Ordo clericorum... scholarum piarum», основанному в начале XVII века с целью создания школ для бедных] школы для мальчиков и школы урсулинок для девочек придерживались старых традиций. Во Франции педагогика закоснела после закрытия как гугенотских, так и янсенистских школ. Также и в протестантском мире, если верить воспоминаниям Гиббона об Оксфорде, царила апатия, «Пять лет, проведенных в Колледже Магдалины, — вспоминал Гиббон, — были самыми праздными и бесплодными годами моей жизни». Гораздо лучше были школы и университеты в Шотландии и Пруссии. Воспитательные учреждения Августа Германа Франке (I664-I727) в Галле и Realschule [реальное училище] в Берлине закладывали основания и народного языка и технического обучения. Тем не менее Просвещение почти повсюду наталкивалось на укоренившуюся религиозную традицию обучения. Так, статья д'Аламбера Колледж в Энциклопедии полна негодования: «Все это означает, что молодой человек... после десяти 448 LUMEN

лет обучения покидает колледж с плохим знанием мертвого языка, с основами риторики и философии, которые он постарается забыть; часто с испорченным здоровьем... и еще чаще с таким поверхностным знанием религии, что он сдается в первом же богохульном разговоре...»14

В конечном счете под влиянием Просвещения религиозное обучение было отделено от общего образования; в дополнение к классическим в программы были включены современные предметы; и, как это произошло в результате долгой борьбы Бентама за Лондонский университет, высшее образование освободилось от патронажа Церкви. [COMENIUS]

Впрочем, ничто не сравнится но оказанному на молодежь влиянию с Эмилем; Руссо не подпал под влияние своих коллег-философов. «Величайшей максимой Локка, — писал он, — было убеждать детей, и это вошло в моду; ... но я больше не вижу таких глупых детей, которых бы надо было убеждать» (Эмиль, кн. II). Взамен Руссо предлагал естественное образование от рождения до зрелости, причем обучение по книгам запрещалось до отроческих лет. Руссо буквально взорвал современные ему представления о развитии ребенка. Первым руководством по воспитанию в духе Руссо стала книга Иоганна-Бернарда Базедова Elementarwerk, которая появилась в I770-I772 гг.; два года спустя открыла свои двери первая школа этого педагога Philanthropinim в Дессау.

Однако один из самых смелых образовательных проектов того времени осуществился в Польше, где в I772-I773 гг. благодаря сложившимся там весьма необычным обстоятельствам родилась Национальная образовательная комиссия, ставшая первым в Европе министерством государственного образования. Это нововведение совпало с политическим кризисом первого раздела Польши (что обеспечило мотивацию проекта) и с роспуском ордена иезуитов (что обеспечило основной интеллектуальный потенциал его). Несколькими годами ранее польские реформаторы в своих отчаянных попытках вырваться из тисков России обратились к идеям Руссо. В его сочувственном труде Размышления об образе правления в Польше (I769 г.) содержалась и крайне важная глава об образовании. Руссо предлагал взамен всех существующих институтов создать единую

унифицированную систему образования. Его послушали, и последний король Польши Станислав Август Понятовский представил осуществление его советов как условие своего согласия на раздел страны. Политические перспективы Польши были не блестящими, но она еще могла выжить в культурном отношении. В течение последующих двадцати лет Образовательная комиссия создала около 200 светских школ, многие из которых пережили и самое Республику. Были подготовлены учителя нового типа. Учебники польского языка и польской литературы, а также по естественнонаучным предметам и современным языкам были написаны бывшими иезуитами. «Если спустя 200 лет, — писал король в своем дневнике, — еще останутся люди, называющие себя поляками, то я трудился не напрасно». И в самом деле, Польша как государство была разрушена (см. сс. 66I-4, 7I9, 72I-2), но ее культура не погибла. Со временем была упразднена Национальная образовательная комиссия; однако ее идеи были восприняты департаментом учебного округа того, что стало западным регионом Российской империи. И под просвещенным руководством князя Чарторыйского просуществовало до I825 г. Воспитанное в этих условиях поколение польских патриотов и интеллигенции стало самым блестящим из всех, кто когда-либо обращался к поэзии или трудился на государственной службе15.

Мы, таким образом, видим, что идеи Просвещения служили в разных странах разным целям. В Нидерландах и Великобритании под влиянием этих идей сформировалось либеральное крыло истэблишмента. В британском парламенте либерализм нашел свое выражение в речах Ч.-Дж. Фокса и Эдмунда Бёрка. В американских колониях к этим идеям обращались бунтари против британского правления. Во Франции и, в меньшей степени, в Испании и Италии Просвещение вдохновляло интеллектуалов, бывших в оппозиции ancien regime [старому режиму], но не имевших законных средств борьбы с ним. Во многих странах Центральной и Восточной Европы к идеям Просвещения часто обращались «просвещенные деспоты», которые стремились улучшить порядки в своих империях, что в меньшем масштабе происходило и с отдельными дворянами, стремившимися улучшить положение в своих поместьях, где использовался труд крепостных. Фридрих II Просвещение и абсолютизм, ок. 1650-1789 449

<< | >>
Источник: Дэвис Норман. История Европы / Норман Дэвис; пер. с англ. Т.Б. Менской. — М.: ACT: — 943с.. 2005

Еще по теме РЫНОК:

  1. Рынок ценных бумаг как рынок особого товара
  2. 1.5. Рынок ценных бумаг и валютный рынок.Фондовая биржа
  3. Определение понятия “рынок”. Эволюция взглядов на рынок
  4. Рынок ценных бумаг как рынок капитала
  5. 16. ФИНАНСОВЫЙ РЫНОК
  6. Рынок
  7. Мировой кредитный рынок
  8. Рынок
  9. Рынок вторичный
  10. § 6.3. РЫНОК ЦЕННЫХ БУМАГ