<<
>>

Общественно-исторический миф

представляет собой характеристику культурного процесса, сегодня столь же актуальную, как и семиотика повседневности. Как и семиотика, миф входит в число глубинных механизмов общественной жизни.

Как и она, он сказывается в конечном счете на историческом поведении личностей и масс, но за внешними рационально объяснимыми мотивами такого поведения — мотивами социально-экономического или политико-идеологического порядка - здесь раскрываются мотивы более глубокие, живущие в недрах общественного сознания, объясняющие многое в традиционной Культуре, но не сводящиеся к ней.

Общественно-исторические мифы - это особая универсальная реальность истории. Они возникают оттого, что никакое общество не может существовать, если основная масса его граждан не готова выступить на его защиту, спокойно подчиняться его законам, следовать его нормам, традициям и обычаям, если граждане не испытывают удовлетворения от осознания этого общества своим. И, с другой стороны, общество сохраняет жизнеспособность лишь там, где у граждан есть убеждение в осмысленности его норм, в наличии у него своих ценностей и потенциальной их осуществимости, в значительности его традиций.

Между тем эмпирическая действительность как она есть никогда не дает для такого убеждения непосредственно очевидных и бесспорных оснований, поскольку она никогда не совпадает с той действительностью, какую хотелось бы видеть, и интересы каждого никогда не смогут просто и целиком совпадать с общими интересами. Неиз-бежно возникающий зазор если не исчезает, то отступает на задний план лишь там, где человек способен верить в свое общество и его ценности, разумеется, учитывая жизненные обстоятельства, но в конечном счете как бы и поверх них. Не менее, а может быть, и более типичен случай, когда в роли такой мифологизированной действи-тельности выступает не современное общество, а действительность, принадлежащая либо идеализированному прошлому, своему или ино- культурному, либо идеализированному будущему.
Миф, таким образом, вплетен в культурно-историческое самосознание общества, есть часть его культуры, ибо содержание описанной веры «поверх жизненных обстоятельств» — веры в свое общество или в общество, осмысленное как образец для данного и проецируемое на него, - и есть миф, Содержание же мифа всегда сводится к одному: увидеть именно в этом обществе - или в имеющем быть созданным на его месте, лучшем, - живое равновесие личности и общественного целого, их единство.

Коренное свойство общественно-исторического мифа состоит в том, что такой миф никогда не представляет собой ни чистой фикции, отвлеченной от данного общества и возникающей утопически и произвольно, ни чистой констатации непосредственно данных реально существующих условий. Миф укоренен в действительности, выражает ее потенции и чаяния, окрашивает культуру и потому оказывает значительное обратное воздействие на общественную практику. Обра-тимся за примером еще раз к античности и, в частности, к Древнему Риму.

Античный мир принадлежал к тому этапу исторического развития человечества, на котором у общества еще не было возможности выйти в своем развитии за пределы такого простого общественного организма, как гражданская община. Община поэтому постоянно в том или ином виде сохранялась, а нормы, на которых она была основана, играли роль сложившегося в прошлом, но неизменно актуального и непреложного образца. Хозяйственное и социально-политическое развитие, однако, как бы оно ни было ограничено, происходило неизбежно в любых условиях, и именно оно вело к обогащению и усложнению общества, требовало выхода за пределы общины, разлагало ее и подрывало ее нормы. В результате общество и община выступали одновременно и как ускользающая из жизни сила, и как сила, постоянно в ней присутствующая и ее формирующая, - т. е. как миф. Культурно-историческая действительность античного мира существует лишь в качестве живого неустойчивого противоречия эмпирии и мифа, их пластического, осязаемого, непосредственного единства.

Так, важным слагаемым общественно-исторического мифа в древнем Риме были ориентированные на архаическую общину идеализация бедности и осуждение богатства.

В государстве, ведшем непре-рывные войны, накопившем неслыханные сокровища и ставившем общественное продвижение человека в прямую зависимость от его ценза, т. е. его умения обогащаться, осуждение стяжательства должно было выглядеть противоестественным вздором. Должно было - на наш взгляд, но, по-видимому, выглядело не совсем так на взгляд самих римлян. Высокий ценз был не только преимуществом, но и обязанностью взысканного судьбой человека больше отдавать государству - отказы от весьма разорительных выборных магистратур встречаются лишь начиная с конца 1 в. н. э. Пока Рим был Римом, честь служения общине расценивалась выше, чем возможность сэкономить деньги. С того момента, как богатство Рима стало очевидным фактором государственной жизни, и до самого конца республики периодически принимались законы, делавшие обязательным ограничение личных расходов. Такая повторяемость показывает, что законы не ис-полнялись, но ведь что-то заставляло их систематически принимать. Моралисты и историки прославляли древних героев Рима за бедность; в доказательство принято было говорить, что их земельный надел составлял семь югеров (примерно 385x500 м). На фоне имений, занимавших тысячи югеров, это выглядело не более чем назидательной басней. Но при выводе колоний размер предоставляемых участков, как выясняется, был действительно ориентирован на те же семь югеров, т. е. цифра эта не выдумана, она отражала некоторую норму - психологическую и в то же время реальную. По-видимому, бесспорны неоднократно засвидетельствованные демонстративные отказы пол-ководцев использовать военную добычу для личного обогащения — бессребреничество могло, следовательно, играть роль не только идеала, но в определенных случаях также и регулятора практического по-ведения - одно было неотделимо от другого.

С точки зрения методологической подобные примеры — а число их можно было бы бесконечно множить (некоторые будут приведены ниже) — подтверждают актуальность анализа общественно-исторических мифов для понимания культуры в свете требований сегодняшнего гуманитарного знания.

В социально-экономическом и политико-идеологическом обобщении решающую важность для исторической картины Рима имеют те процессы истории, которые принято называть «объективными и магистральными»: постоянные грабительские войны, углубляющаяся имущественная дифференциация, разорение значительной части крестьянства, появление эстетики сверхпотребления. Все это, действительно, непреложные факты, образующие одну из очевидных тенденций общественного развития античного мира в целом и Древнего Рима в первую очередь. Для аналитической науки XIX и первой половины XX в. это и есть единственная подлинная объективно доказуемая реальность истории, обстоятельства же и факты, приведенные нами выше, маргинальны и несущественны; они в лучшем случае заслуживают нескольких строк петитом после подробной характеристики «магистральных процессов». Такой взгляд во многом явился реакцией на идеалистически завершенное либеральное вос-приятие истории античного мира в эпоху классицизма и Просвещения, когда, опираясь в основном на самооценку греков и римлян, почти не привлекая контрольный материал, был создан образ, отражавший не столько эмпирическую реальность античного мира, сколько его миф - спокойное равновесие личности и общества, гражданскую доблесть и пламенный патриотизм, классическое величавое искусство. Ради торжества положительной науки и научно выверенной истины историки XIX в. потребовали отказаться от учета мифологизированных самооценок греков и римлян и увидеть единственную цель ис-торических реконструкций в том, чтобы установить, по словам знаменитого немецкого историка середины прошлого века Л. фон Ранке, «как оно было на самом деле». Это требование предполагало предметность, строгость и доказательность исторического исследования. И реализация его стала большим прогрессом исторической науки; без результатов, полученных ею, мы не смогли бы сегодня работать. Только очень важно понять, что строгость и точность обеспечиваются не умением пройти сквозь сознание времени, сквозь его образ и мифы и не умением выводить исторических деятелей прошлого «на чистую воду», изымая их для этого из атмосферы мифа, а верным пониманием самой этой атмосферы, способностью увидеть в ней людей и события, ибо лишь так-то ведь и «было на самом деле». «На самом деле» были не только неистовая социальная рознь между земельной аристократи-ей и ремесленным людом в городах древней Эллады, но и преданное служение полководцев, вышедших из той же аристократии, своему городу «поверх жизненных обстоятельств», т. е. одновременно и реальному городу и его мифу. «На самом деле» были не только установление военной диктатуры императора Августа, основателя империи Рима, но и преданность его институтам, опиравшимся на традиции общины и на мифологизированные представления о власти как защитнице народа. Недаром историки римского права пишут о взаимном наложении в Риме правовых норм и архаических социальных представлений, «так что две системы не поддаются строгому различению даже по форме применения»15. В области общественно-исторической эмпирии акцент лежит на дисгармонии практики и идеала, в сфере культуры - на их взаимоопосредовании в общественно-историческом мифе.

<< | >>
Источник: Под ред. С.Д. Серебряного. История мировой культуры: Наследие Запада: Античность. И Средневековье. Возрождение: Курс лекций / Под ред. С.Д. Серебряного . М.: Российск, гос. гуманит. ун-т,1998.429 с.. 1998

Еще по теме Общественно-исторический миф:

  1. Объекты и методы культурно-исторического познания. Общественные мифы и социально-историческая мифология (окончание).
  2. Объекты и методы культурно-исторического познания. Знак и семиотика культуры. Общественные мифы и социально-историческая мифология
  3. Лекция третьяОбъекты и методы культурно-исторического познания. Знак и семиотика культуры. Общественные мифы и социально-историческая мифология
  4. Основные структурные элементы культуры. Социально-исторические системы представлений о мире: миф — религия — идеология
  5. Лекция четвертаяОбъекты и методы культурно-исторического познания. Общественные мифы и социально-историческая мифология (окончание).Текст, его интерпретация и ее пределы
  6. Глава XVI. Основные структурные элементы культуры. Социально-исторические системы представлений о мире: миф — религия — идеология
  7. Поздняя Империя:«логос» как «миф» и «миф» как «логос»
  8. Миф и легенда
  9. Вопрос 49. Общественные блага. Определение оптимального объема производства общественных благ.
  10. Миф и культура