<<
>>

II Проблема уголовного правосудия в связи с отрицанием свободы воли. — Две группы фактов, способствующих ее разрешению: а) естественная оборонительная реакция и ее эволюция; б) современные формы оборонительной реакции (санкции).

45. Итак, мы видели, что даже независимо от тех возражений, которыми современная физиопсихология опровергает гипотезу свободной воли или нравственной свободы, ясно обнаруживается теоретическая и практическая невозможность основывать ответственность человека за содеянное им на этой абсолютной или относительной свободе воли.

Но если человек совершает преступление не в силу свободного выбора своей воли, а в силу роковой тирании своего ненор-мального организма и внешней среды, то по какому праву можно его наказывать, можно считать его ответственным за ошибки, которые не принадлежат ему.

Растворите же тюрьмы, закройте суды, вы, приверженцы позитивной школы, отрицающие или исключающие свободную волю! А если вы не в силах решиться на это, так как такой поступок слишком нелеп и слишком опасен, то ваши разговоры об уголовном праве и справедливости наказания будут основаны лишь на совершенном противоречии!

Таково обычное, произвольное и необоснованное возражение, приводимое против нас теми, кто считает возможным разрешить данную проблему мгновенно, следуя первым побуждениям своего чувства и своим умственным привычкам; это же возражение делают нам и те, которые не могут освободиться от столь есте-ственной и в то же время обманчивой склонности видеть, по выражению Бэна, во всяком новом взгляде на какую-либо проблему отрицание этой проблемы34.

Такова та истинная основная проблема, которая стоит перед новой наукой уголовного права.

На первый взгляд эта проблема представляется неразрешимой, безысходно запутавшейся в силлогистических тонкостях, и все- таки для нее можно найти ясное и определенное решение, если исследовать социальные факты, происхождение и оправдание которых всегда нужно искать не в метафизических теориях юристов, но в естественных условиях существования человека.

Но прежде чем приступить к решению этой проблемы и осветить ее исключительно с точки зрения социальных фактов, мы встречаемся с вопросом о методе, которым мы будем пользоваться.

Надо иметь в виду следующее: исходная точка, вся сущность этой проблемы состоит в отрицании или недопущении никакой мысли о нравственной свободе человека как условии и мериле его ответственности; значит, чтобы быть последовательным и не впадать как раз в те затруднения и противоречия, которых хочется избежать, придется перенести эту проблему в совершенно иную область, чем та, в которой она до сих пор находилась.

Социальные теории не похожи на те американские дома, которые, будучи перенесены с одного места на другое, остаются на своем новом фундаменте такими же, какими были на старом. Одно из двух: или уголовное правосудие основано на идее свободной воли (абсолютной или относительной, ясно выраженной или только подразумеваемой, это безразлично) — в таком случае уголовное правосудие может опираться на свои прежние критерии; тогда можно ограничиться лишь несколькими частичными и поверхностными изменениями; или же уголовное правосудие основано на естественном детерминизме человеческих поступков и, следовательно, на данных антропологии и уголовной социологии — тогда оно должно искать совершено других критериев и воплотиться в совокупность соответствующих административных и судебных учреждений.

Эклектическое же направление, напротив, упорно желает сохранить основание безо всяких изменений и удовольствоваться словесными нововведениями.

Однако вывод должен коренным образом изменяться, раз исходят из совершенно другого основания. Здесь я ставлю своей задачей развить ту мысль, на которую я уже указывал в другом месте35; эту задачу я намерен осуществить хотя бы для того, чтобы с самого начала выполнить указанное мной предварительное условие.

Существуют два рода фактов, которые я считаю необходимыми и достаточными для решения с точки зрения позитивного метода проблемы ответственности, то есть для определения условий, при которых человек может подлежать мерам обороны, принимаемым против него государством вследствие содеянного им преступления.

А. Сюда относится, во-первых, — как и во всяком другом по-зитивном исследовании, совершаемом под руководством доктрины эволюции, — происхождение и развитие как карательной функции, так и органов, ее выполнявших в течение веков; эти факты прошлого нам объяснят происхождение и сущность фактов настоящего.

Б. Во-вторых, сюда относится исследование социальных фактов, касающихся ответственности, — фактов, ежедневно развер-тывающихся перед нами независимо от всяких теорий, которые юристы-метафизики могут создавать в своих кабинетах стройными, логичными и симметричными, но чуждыми действительной жизни.

Если геолог или зоолог пожелает исследовать причину со-временной формы земного шара или происхождение современной фауны, то они обрекут себя на бесплодную работу, ограничиваясь подобно классическим школам геологии и биологии исключительно описанием существующих форм (полезным в качестве предварительной работы).

Вместо этого они все более и более рассеивают мрак, окутывающий тайну жизни, и получают необыкновенно богатые результаты, когда идут по славным следам ЬуеЦ'я и Лсгт/я'а и обращают свои взоры на доисторические эпохи, отделенные тысячелетиями от них, и в них, также как и в вечном развитии существующих видов, ищут ключ многочисленных тайн. Так должен поступать и социолог, а также и по тем же причинам социолог-криминалист. Он не может ограничиться исследованием составлявшей достояние классической школы уголовного права чисто описательной и силлогистической анатомии преступления в том его виде, как оно проявляется в современном гражданском обществе и как его временами можно наблюдать в микрокосме истории; напротив, он должен в самых отдаленных явлениях жизни искать элементарные и отдаленные зародыши той карательной функции, которая представляет в наше время столь сложную организацию и должна сообразоваться с требованиями действительной жизни.

Вот почему, рассматривая в другом месте убийство с точки зрения критериев позитивной школы, я счел необходимым исследовать зародыши этого преступления в доисторические времена и естественную эволюцию его и той карательной деятельности, которую оно вызывало36.

Всякое живое существо борется за свое существование, и, следовательно, всякое действие, посягающее на естественные условия его индивидуального или социального существования, вызывает с его стороны оборонительную реакцию; эта реакция носит характер непосредственной обороны, если она направляется против наличного нападения, и является обороной посредственной в том случае, когда имеет в виду наказанием виновного предупредить повторение преступных посягательств в будущем.

Таков первоначальный, элементарный, бесспорный факт: он составляет одно из основных свойств организованной живой материи, необходимо связанное со способностью чувствования и движения, и проявляется в самых элементарных формах жизни, как в простой протоплазме, так и в растении. Он постепенно усложняется, достигает самых сложных и высших форм личной и общественной человеческой обороны, как непосредственной, так и посредственной; и он становится более сложным вследствие присоединения к нему новых физических и психических элементов; усложняются и средства обороны, и те чувства и идеи, которые им соответствуют и которые передаются путем наследственной передачи следующему поколению, но основа их остается неизменной.

Не следует думать, что в своем развитии социология следует за биологией или что биология и социология совершенно не зависят друг от друга; напротив, их развитие происходит всегда параллельно, так как жизнь животных с самого начала проявляется одновременно в двух формах: индивидуальной и социальной".

Вот почему, несмотря на то что в различные фазы эволюции человечества преобладание получала то индивидуальная, то социальная форма оборонительной реакции, мы все же видим, что в действительности обе эти формы оборонительной реакции постоянно проявляются совместно как в жизни животных, так и в жизни человека.

Это же явление косвенно подтверждается всякий раз, когда нам приходится наблюдать, что всегда, во всех областях социальной жизни разные формы, разные типы существуют одновременно, с преобладанием, однако, одного из них над другими. Так, ошибочно было бы думать, что различные формы половых и се-мейных отношений (беспорядочное смешение полов, матриархат, патриархат, полиандрия, полигамия, моногамия), сменяясь, следовали одна за другой в истории человечества. Нет, они всегда существовали одновременно и до сих пор еще существуют в циви-лизованном обществе; но то одна, то другая из них получает преобладание в только что указанном порядке; например, в современной Западной Европе моногамия (законная, господствующая форма) не исключает незаконные формы, полигамию и по-лиандрию. То же можно сказать и о тех формах, в которые воплощается землевладение, — о формах коллективных, общинных, индивидуальных, существующих совместно в наши дни даже у нас, несмотря на подавляющее преобладание индивидуальной формы землевладения38. Это относится и к политическим формам, и вообще к различным типам общественного строя, выли-вающимся в две противоположные формы — в тип военный и тип мирно-промышленный. Таким же образом индивидуальная и коллективная формы обороны всегда существовали одновременно, одновременно существуют они и до сих пор, хотя при взаимном соперничестве по временам то одна из них, то другая получает перевес. И у низших животных, даже в царстве протистов, мы можем наблюдать оборонительную реакцию в форме простого раздражения; эта оборонительная реакция наблюдается не только у отдельных индивидов, но даже и со стороны колоний животных, которые реагируют именно в случае общей опасности и тогда всегда в форме общественной обороны. Это явление ста-новится все очевиднее по мере того, как мы переходим по зоологической лестнице все к более высоким видам животных, у которых наконец встречаем общественную жизнь в формах, близких к человеческому обществу, и у которых ассоциация ин-дивидов все более и более совершенствуется органически и психически.

Более того, даже среди животных, особенно среди самых умных млекопитающих, наблюдается высшая фаза социальной обороны, выполняемая не обществом, а предводителем, соблюдающим, конечно, личные интересы, но в то же время преследующим и интересы коллективные, подобно тому, как это происходит в диких или варварских человеческих обществах. В самом деле, многие из млекопитающих травоядных живут группами, и в таких случаях одно из них пользуется известной властью над другими, предводительствует ими и защищает их; это наблюдается у слонов, лошадей, бизонов, обезьян39.

И в человеческом обществе эволюция оборонительной реакции представляет совершенно аналогичную картину. Действительно, существуют такие дикие племена, в которых индивиды живут изолированно, не имея над собой начальника; в таких племенах рсякое нападение на естественные условия существования вызывает со стороны потерпевшего чисто индивидуальную и преходящую реакцию; племя не подчиняет эту реакцию никаким правилам и смотрит на нее как на вполне частное дело. В этом случае единственным судьей, определяющим, преступно ли, то есть вредно ли и опасно ли деяние или нет, единственным исполнителем приговора является сам потерпевший, реакция которого определяется желанием защититься в данный момент и оградить себя на будущее время; поэтому, подчиняясь одновременно чувству злобы и жажде мести (которые наблюдаются уже у животных), он почти всегда переходит границы необходимой ре-акции против обидчика. Это наблюдается, например, у анархических племен центральной Африки, у караибов, фиджийцев, индейцев Северной Америки, эскимосов и т.д.40

Такая индивидуальная форма оборонительной реакции может, как говорит Рифа, проявляться двояким образом: во-первых, в виде непосредственной, мгновенной реакции в момент нападения; во-вторых, в виде задержанной реакции, отложенной до более благоприятного момента; эта-то реакция и есть, по мнению Рифа, истинная месть41. Это различие соответствует фактам; оно психологически соответствует различию между прямым и косвенным нападением, но не характеризует двух последовательных эпох. Во-первых, у нас нет ни одного доказательства этого. За-тем, не трудно убедиться, что у первобытных людей, как, впрочем, и у высших животных (несколько примеров этому приводит

Дарвин)42, в каждом отдельном случае мгновенность или отсрочка оборонительной реакции определяется темпераментом потерпевшего и случайным стечением обстоятельств, сопровождавших нападение.

По этому поводу Спенсер43 приводит следующее важное наблюдение: он указывает на первоначальное и существенное тож-дество или на глубокую аналогию, которая существовала в первобытные времена между оборонительной реакцией, направленной против внешнего врага (оборона военная), и реакцией, направленной против внутреннего врага (оборона юридическая или судебная)44. Подобное тождество мы можем подметить не только в общественной жизни людей, о которых говорит этот великий философ, но и в общественной жизни животных. И у них индивидуальная или коллективная реакция проявляется одинаково и по тем же причинам независимо от того, принадлежит ли нападающий враг к другим племенам или состоит членом того общества, на которое нападает. Как говорит Спенсер, в первобытном человечестве, особенно в те моменты, когда юридическая оборонительная реакция начинает преобладать в качестве социальной и постоянной функции, ее основной принцип и органы, ее выполняющие, те же, что основной принцип и органы военной обороны; однако в дальнейших фазах своей эволюции она все дальше расходится с последней и все больше дифференцируется.

Об этой общности происхождения нам свидетельствует и современный язык своими обычными выражениями, например «меч правосудия», «враг общества», употребляемыми при выполнении чисто юридических функций; эта же общность происхождения наиболее ясно обнаруживается как явление атавизмагв моменты социальных переворотов, когда господствующие классы прибегают к учреждению чрезвычайных военных судов, которые должны судить и осуждать не столько за действительно преступные деяния (как, например, убийства, поджоги и т.п.), сколько за проявления враждебной им политической мысли.

Вполне естественно, однако, что уже очень рано индивидуальная, преходящая и чрезмерная форма оборонительной реакции и мести начинает уступать социальной форме этой реакции, существовавшей совместно с ней. Социальная форма появляется сна-чала в виде непосредственной реакции всего общества, затем в виде обязанности, выполняемой от имени племени его предводителем. Так должно было случиться, потому что того требовали общественные интересы, то есть, как замечает Лсгт/я45, для того,

чтобы племя, понесшее материальный ущерб со стороны внешних врагов или, что еще хуже, со стороны своих собственных сочленов, не утратило бы сравнительно с другими племенами тех сил, которые необходимы для борьбы за существование. Так как ин-дивидуальная реакция по своей природе чрезмерна и в свою очередь вызывает благодаря этому новую и кровавую реакцию, то общество очень скоро почувствовало, как также замечает Спенсер, необходимость ограничить или ослабить эти постоянные причины своего разложения. Преобладание общественного возмездия над местью отдельных лиц проявляется сперва в простом вмешательстве общества в частные споры, в установления норм и юридической организации возмездия, композиций, заступничества, оказываемого обидчику, чтобы защитить его от чрезмерной реакции потерпевшего; с этими обычаями мы встречаемся у многих диких племен; они некогда существовали в Мексике, на Востоке, в Греции и Риме и в средневековой Европе. Теперь они кажутся нам проявлением варварского состояния уголовного пра-восудия; но в свое время они явились крупным нравственным и социальным прогрессом, так как обуздывали чрезмерную жестокость индивидуальной или семейной мести. Позднее наказание за преступления, подобно военной обороне, переходит в исключительное ведение государства46. В этом именно состоит та неоспоримая доля истины, которая заключается в системе Коиззеаи, Вессапа, РИап&еп и др.; они говорят нам, что право наказания принадлежит государству, потому что все члены общества отказались от него в пользу государства; однако они снова временно возвращают себе это право в тех случаях, когда государство оказывается не в силах использовать его для их защиты, например, в случаях необходимой обороны. В этой теории представляется неправильным и никем не признается — хотя РоиИГее, Ае Сгее/ и другие социологи и в настоящее время не без оснований придают большое значение договорному элементу в социальных орга-низмах — совершенно искусственный характер, приписываемый процессу, путем которого индивидуальная форма оборонительной реакции превратилась в социальную форму этой реакции.

Если теперь, рассмотрев различные формы оборонительной реакции, начиная с первых, простейших движений индивида и кончая высшей формой — наказанием, применяемым государством, если теперь мы обратимся к органам этой реакции, то увидим, что они начинают обрисовываться только с момента, когда акты, выражающие реакцию отдельного потерпевшего лица или всего потерпевшего общества, уступают место постоянной

обязанности, лежащей на предводителе племени. Этот последний вначале является не только законодателем в данной области, если еще не выработались нормы обычного права, но также судьей и исполнителем своего собственного приговора. Здесь лежит доисторический источник того отвергнутого современной наукой принципа, который гласит, что «правосудие исходит от короля». Но позднее, при дальнейшем развитии социального организма, по мере усложнения его функций предводитель племени уполномочивает некоторых своих приближенных сперва исполнять его административные и судебные распоряжения, а затем передает им и право постановлять приговоры и применять известные меры. Эти приближенные и исполнители его воли, сначала именно в силу основного тождества двух функций, являются одновременно воинами и жрецами подобно тому, как сам предводитель племени почти всегда был одновременно военачальником и верховным жрецом. Затем вследствие непрерывной дифференциации, происходящей в функциях и социальной структуре, в конце концов они обращаются в судей, несущих чисто судебные обязанности; это именно и наблюдается у цивилизованных народов47.

48. Но тот факт, что во всех первобытных обществах органы, выполнявшие функцию обороны и репрессии, одновременно носили как жреческий, так и военный характер, проливает достаточный свет на сущность примитивной карательной функции общества и науки, ее изучающей.

В том случае, когда оборонительная реакция проявляется в своей индивидуальной форме, очевидно, ее единственным и основным побуждением служит личная польза потерпевшего и его непреодо-лимое стремление к самосохранению. Эта индивидуальная реакция игнорирует виновность как проявление нравственной Порочности нападающего, то есть преступника; такой взгляд на преступление ей чужд. Это справедливо не только относительно примитивных стадий развития человечества, дикого состояния, но и по отношению ко всякому обществу, как бы цивилизованно оно ни было.

Более того, при зарождении общественной жизни мотивом и единственным критерием социальной реакции — независимо от того, выполняется ли она непосредственно обществом или косвенно предводителем племени — служит только польза общества, необходимость самосохранения. Даже и в этом случае оборонительная реакция не считается с нравственной виной нападающего, игнорирует эту вину48.

Идея нравственной виновности как необходимого условия наказуемости впервые выступает вместе с тем фактом, что предводитель племени, а позднее и делегированные им лица одновременно выполняли обязанности воинов и жрецов. Когда духовенство заняло то господствующее положение, которое принадлежало ему во всех первобытных обществах, оно совершенно подчинило своему ведению репрессию сначала за антирелигиозные деяния, а затем и за все противообщественные акты (преступления). Раньше, когда выполнителем оборонительной или репрессивной реакции являлся сам потерпевший, эта реакция носила характер «частной мести»; когда ее стала выполнять семья потерпевшего, она получила характер «кровной мести», а когда ее выполняли общество или предводитель племени, она приняла характер «общественной мести». Когда же ее стала выполнять каста жрецов, она получила характер «божеского возмездия»: тогда она перестала считаться чисто оборонительной функцией и превратилась в религиозную и нравственную миссию, стала сопровождаться, как и всякий религиозный обряд, строгим формализмом и прониклась мистическим духом искупления и очищения49.

С течением времени этот строгий и религиозный характер карательной функции уступил место — сперва в сфере исключительно политических преступлений, а затем и в сфере общих преступлений — требованиям светских идей и господству светской власти; тем не менее (ибо разрушение совершается так же постепенно, как и эволюция) идея, что карательная функция есть функция нравственного искупления или — на более высоких ступенях развития — функция воздающей справедливости, сохранилась. Ибо, как замечает также КгаереИп, хотя первичная форма карательной функции из религиозной сделалась нравственной, сущность ее всегда оставалась одна и та же50.

Итак, мы можем сделать заключение, что наказание (под этим словом мы разумеем совокупность юридических мер, употребляемых обществом в борьбе с преступностью) до настоящего времени прошло четыре фазы в своей эволюции — от элементарной фазы (фазы оборонительной и мстительной реакции, индивидуальной и общественной, непосредственной и отложенной) оно перешло к фазе религиозной (фазе божеского возмездия), затем к фазе этической (к фазе средневекового искупления) и наконец к фазе юридической (в смысле отвлеченного и априористического права классической школы).

Нетрудно заметить, что теперь и в науке, а тем более в общественном мнении и в медленнее их прогрессирующих законах наказание переживает фазу юридическую или, лучше сказать, этико-юридическую; ибо всякая эволюция совершается не резкими скачками, а постепенными переходами. В настоящее время необходимо начать и осуществить социальную фазу, при которой благодаря новейшим данным антропологии и уголовной статистики о происхождении преступления наказание перестанет уже быть соразмерным воздаянием за нравственную вину (фаза эти- ко-юридическая), но явится совокупностью превентивных и репрессивных социальных мер; последние, отвечая природе и про-исхождению преступления, гораздо лучше и в то же время гораздо гуманнее обезопасят общество от преступных посягательств51.

49. Шаг, который мы предлагаем сделать науке уголовного права и законодательству, является прогрессом сравнительно с прежним их состоянием; он закончит цикл эволюции, придав наказанию тот естественный и самобытный характер социальной функции, которым оно обладало с самого начала; не надо забывать, что именно таким оно и представляется в народном сознании.

По этому поводу полезно заметить, что возвращение к первоначальным формам или свойствам можно рассматривать как социологический закон, который постоянно повторяется в других проявлениях жизни общественной, экономической, политической и т.д. Действительно, как говорит Ьопа, основные черты существования первобытного человечества сложились под непосредственным влиянием окружающей природы; затем, наряду с поднятием умственного уровня и усложнением жизненных условий, которое совершается по законам эволюции, замечается аналитическое развитие основных элементов, содержащихся в зародыше всякого учреждения. А как скоро завершилось это аналитическое развитие, при котором нередко различные элементы вступают в борьбу, переходя от одной крайности к другой, то уже само человечество, достигшее высокой ступени своей эволюции, снова соединяет в конечном синтезе эти различные элементы и таким образом возвращается к своей первоначальной исходной точке52. Нужно только заметить, добавлю я, что это возвращение не есть простое и чистое повторение: оно является завершением цикла и потому не может не содержать в себе итогов и завоеваний долгой предыдущей эволюции. Поэтому оно в действительности, как и в сознании человека, стоит гораздо выше, чем первоначальный зародыш. Гете говорит в своем знаменитом сравнении, что человечество прогрессирует подобно спирали, которая как будто возвращается на прежнее место, а на самом деле движется всегда вперед и выше53. Подобным же образом в области экономической замечается теперь движение в пользу коллективной собственности (даже помимо социализма и тех пределов, которые он ставит абсолютному праву ШепсИ е( аЬШепсН), воскрешающее именно примитивные.формы коллективной собственности. Вот пример более частного свойства: в первобытных обществах женщин принуждали к труду, позднее на них стали возлагать только домашние работы, в настоящее время они — конечно, справедливо — стремятся добиться права на труд наравне с мужчинами, но в то же время, разумеется, хотят избавиться от наиболее утомительной работы, на которую они обречены у дикарей. Наг1тапп приводит аналогичные примеры из истории религий; в первобытные времена полагали, что человек может достигнуть счастья в своей личной жизни; затем это счастье стали переносить в загробную жизнь, а теперь хотят его снова приурочить к жизни человеческой, но при этом имеют в виду грядущие поколения. То же явление наблюдается и в политике; по Зрепсег1 у (ЗосЫофе, III, гл. V) воля всех, игравшая главную роль у первобытного человечества, мало-пома- лу уступает место воле одного лица, затем — воле небольшой группы лиц (различной аристократии: военной, родовой, обусловленной профессией, денежной), а теперь вследствие победы демократии она стремится снова занять господствующее положение.

Итак, оставаясь в полной гармонии с этим социологическим законом, который можно было бы иллюстрировать еще целым рядом других примеров, мы вправе требовать, чтобы после обрисованного нами процесса развития разных элементов, входящих в состав функции обороны и наказания в истекшие века и в наше время, — процесса, благодаря которому получил преобладание этический критерий виновности, — эта функция вернулась к своей исходной точке, чтобы она снова обратилась в социальную функцию, вызванную не чуждыми и неприемлемыми критериями, но реальными потребностями человеческого общества и руководимую положительными знаниями генезиса преступности.

Но от медленной прогрессивной эволюции, через которую уже прошла эта функция в своем бесконечном движении вперед, остается несокрушимый результат; по мере отдаления от своей первоначальной исходной точки она освобождалась от духа жестокой мести и принимала исключительно характер простой обороны, необходимой для сохранения общества.

Быть может, еще некоторое время будет существовать ненависть по отношению к преступнику, которой Тагйе54 придает такое большое значение в качестве сдерживающей и предупрежда-ющей нравственной силы. Конечно, это чувство не лишено известной ценности при современном переходном состоянии нравственности, хотя его нужно считать лишь одним из бесчисленных психологических факторов, играющих роль в генезисе преступления, значение которого поэтому Тагс1е преувеличил. Но постепенно это чувство будет ослабевать и наконец исчезнет совершенно, подобно тому как исчезло аналогичное чувство по отношению к умалишенным. Не далее как 100 лет тому назад бе-зумных ненавидели и наказывали, так как их безумие приписывали их злой воле. Подобным же образом теперь ненавидят преступников, так как их стремление к преступлению приписывают их нравственной порочности и свободному выбору. Очевидно, однако, что если они еще могут вызывать известное отвращение, как всякие другие больные, все же для ненависти здесь нет никаких оснований.

Итак, благодаря естественной эволюции совершается переход от первоначальной реакции, проявляющейся в виде простого раздражения, к совокупности сложных обычаев, учреждений, законов, в которых выражается современная карательная функция. Изучение этой эволюции приводит нас к выводу, состоящему из двух положений, покоящихся на одном и том же принципе.

Первое из них уже отчасти признано некоторыми криминалистами, и, как свидетельствует тщательное наблюдение над ежедневными фактами, общественное мнение только его считает практически допустимым; положение это признает карательную деятельность чисто оборонительной функцией или функцией, охраняющей общество от преступлений55.

Второе положение ново и впервые ясно выражено; именно поэтому оно с самого начала подвергалось наиболее оживленным возражениям; но теперь и эклектики приняли его в качестве посылки своих теорий, не имея, впрочем, мужества принять радикальные выводы, которые логически из этой предпосылки вытекают. Сущность этого положения заключается в том, что карательная функция должна быть совершенно независима от того, присуща ли преступнику нравственная свобода и нравственная ви-новность или нет.

Выставляя это второе положение, уголовная социология углубляется в самую сущность основной проблемы ответственности человека.

<< | >>
Источник: Ферри Э. . Уголовная социология . Сост. и предисл. В.С. ОБНИНСКОГО. — М.: ИНФРА-М,2005. — VIII, 658 с. — (Библиотека криминолога).. 2005

Еще по теме II Проблема уголовного правосудия в связи с отрицанием свободы воли. — Две группы фактов, способствующих ее разрешению: а) естественная оборонительная реакция и ее эволюция; б) современные формы оборонительной реакции (санкции).:

  1. III Естественная оборонительная реакция всякого живого существа; фазы оборонительной реакции человека и органы, эту реакцию выполняющие. — Этический характер воздающего правосудия как функции, отдельной от оборонительной функции. — Эта функция не зависит от какого бы то ни было критерия свободы или нравственной вины.
  2. V Современные формы оборонительной реакции. — Теория естественной санкции (санкции физической, биологической, социальной). — Ответственность социальная вместо ответственности нравственной. — Человек всегда ответствен за свои поступки уже только потому и поскольку он живет в обществе.
  3. VI Эклектические теории ответственности. — Относительная свобода воли (ограниченная свобода — идеальная свобода — практическая свобода — противодействующий мотив — индивидуальный фактор). — Свобода разума. — Волеопределяемость. — Устрашимость. — Нормальность. — Индивидуальное тождество и социальное сходство. — Состояние преступности. — Заключение.Две конечных проблемы: а) форма социальной санкции; б) критерий социальной санкции. — Меры превентивные, меры вознаграждения, меры репрессивные, меры и
  4. Постулат классической школы, опровергнутый позитивной физиопсихологией и во всяком случае представляющийся спорным с точки зрения теории и опасным при практическом применении. — Отрицание свободы воли. — Компромиссы эклектиков по вопросу о нравственной свободе.
  5. III А. Колеса уголовного правосудия и их современные характерные черты. — Действительное назначение уголовного суда. — Собирание доказательств (судебная цолиция). — Рассмотрение доказательств (обвинение и защита). — Оценка доказательств (судьи и присяжные). Уголовная клиника. Судьи гражданские и уголовные. Развитие и независимость судей (избранных). Власть судьи.
  6. 5.1. ФОРМЫ И ТИПЫ РЕАКЦИЙ РЫНКА НА МАРКЕТИНГОВЫЕ ДЕЙСТВИЯ
  7. Оборонительные сражения осенью 1941 г.
  8. I Влияние новых данных биологии и уголовной социологии на новейшие уголовные законы (параллельные наказания — увеличивающие и уменьшающие вину обстоятельства — приюты для умалишенных преступников; особый порядок производства дел о малолетних преступниках. Меры против рецидивистов. — Реакция против краткосрочного заключения).
  9. 16.7. РАЗРЕШЕНИЕ ПРОТИВОРЕЧИЙ ИНТЕРЕСОВ 16.7.1. Проблемы мотивации: свобода в операциях с денежными средствами
  10. 14. Цепные реакции
  11. Скорость химических реакций
  12. Предпринимательская реакция
  13. 49. Реакция поликонденсации. Углеводы
  14. 20. Реакция полимеризации.Полиэтилен
  15. 13. Превращение энергии при химических реакциях
  16. р. РЕАКЦИЯ НА ИДЕЮ
  17. Реакция предприятия на конъюнктуру рынка.
  18. Реакция на покупку.
  19. Энергия активации. Тепловой эффект химических реакций
  20. 5.3. СЕГМЕНТАЦИЯ КАК ФОРМА РЕАКЦИИ РЫНКА