<<
>>

Глава I. ОБЪЯСНЕНИЕ И ПОНИМАНИЕ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО СЦИЕНТИЗМА

Век наш таков, что он гордится машина-

ми, умеющими думать, и побаивается лю-

дей, которые пытаются проявить ту же

способность.

Г.Джонс

Вопрос о политическом познании - о возможности политической

науки адекватно описывать политические процессы и, самое главное,

прогнозировать их - сегодня стоит необычайно остро.

Наше общество

буквально страдает от неграмотности политиков, действующих методом

проб и ошибок и тем самым повышающих сверх всякой меры социаль-

ные издержки проводимых реформ. Надо отметить, что в переходные

исторические эпохи познание социальной реальности становится осо-

бенно проблематичным, так как скорость реальных изменений, как пра-

вило, превышает наши способности рациональной оценки и предвиде-

ния.

В связи с этим возникает множество теоретико-методологических

вопросов, некоторые из которых нам предстоит рассмотреть. К их чис-

лу относится вопрос о возможностях и пределах научного обеспечения

политики.

Для XX в. характерны завышенные ожидания, адресованные обще-

ством науке. Предельным случаем здесь выступает сциентизм - осо-

бый вид рационалистической утопии, предполагающий, во-первых, пре-

вращение всех видов общественной практики в научно обеспеченную,

рационально спланированную деятельность и, во-вторых, последова-

тельное вытеснение наукой всех до- и вненаучных форм ориентации

человека в мире. Обыденный опыт, интуиция и здравый смысл должны

полностью уступить место теоретически обоснованному поведению.

Применительно к политике это означает, что субъект политического

действия (актор) принимает решения исключительно рационально: на

основе достоверной и исчерпывающей по объему информации, касаю-

щейся как предпосылок этого решения, так и его последствий.

Первое возражение, которое в связи с этим уместно привести, каса-

ется фактора времени. Всякий политический субъект действует в усло-

виях дефицитного времени - его подталкивают к решениям его избира-

тели, конкуренты, а также логика самого политического процесса, в

который он погружен. Между тем всякий объект познания, и социаль-

ный в особенности, в принципе отличается бесконечной сложностью.

Поэтому процесс сбора и обработки "исчерпывающей информации" о

таких объектах также является бесконечным. Решения же необходимо

принимать быстро, а в переходные эпохи, когда "процесс пошел", —

даже в условиях цейтнота. Следовательно, практически всякое полити-

ческое решение принимается в условиях риска — без надежного инфор-

мационного обеспечения. Таким образом, теоретически требуемая ра-

циональность решений на практике очень часто оборачивается иным:

импровизированными и интуитивными решениями.

Вторая особенность современного массового общества связана с тем,

что человек XX в. в большей степени, чем его предшественники,

предпочитает скорые решения оптимальным. Это связано с утратой га-

рантированного места и статуса человека в обществе, что было харак-

терно для традиционных сословных обществ. Прежде статус человека

наследовался: детям предстояло занять место отцов. В массовом высо-

комобильном обществе социальный статус и судьба человека в целом

стали проблемой, решаемой каждым поколением как бы заново, на свой

страх и риск. С теоретической точки зрения традиционное существова-

ние можно сопоставить с лапласовской Вселенной, в которой прошлые

события более или менее однозначно детерминируют будущее. Совре-

менное существование - это пребывание в стохастической Вселенной,

где отсутствует линейная зависимость между прошлым и будущим со-

стояниями. Ключевыми понятиями, отражающими самочувствие и само-

определение человека XX в., стали свобода и риск. Эта ситуация

принципиальной неопределенности в отношении будущего ставит чело-

века в положение небезопасной "игры со временем".

Выждав, уклонив-

шись от немедленного выбора, можно выиграть - улучшить наличную

1 ситуацию, но можно и проиграть — существенно ухудшить ее. В этом

i отношении следует признать, что эпистемологическая ситуация челове-

ка традиционного общества была более комфортной: наследуемый ста-

тус и крайне медленные темпы социальных изменений делали будущее

значительно более гарантированным и предсказуемым. Свойственная

современному человеку жажда скорых решений вытекает из пугающего

незнания завтрашней ситуации. И чем менее удовлетворены люди своим

настоящим положением, тем более они склонны принимать скорые ре-

шения, не дожидаясь более оптимальных. Уставшим от войны русским

солдатам осенью 1917 г. на самом деле оставалось ждать не так уж

много: даже без выбывшей из коалиции России союзники вынудили

Германию к капитуляции менее чем через год, с Россией они добились

бы этого раньше, вероятно, не позже весны 1918 г. Но российские мас-

сы предпочли "скорое" решение, предлагавшееся большевиками. Если

бы они предвидели те безмерные страдания, которые стали последстви-

ем этого "скорого" решения (в одной только гражданской войне Россия

потеряла примерно в двенадцать раз больше народу, чем в первой миро-

вой войне, а ведь машина массового геноцида тогда еще только начина-

ла работать!). Однако даже столь трагический опыт мало чему учит:

на парламентских выборах в декабре 1993 г. в России снова наибольше-

го успеха добивается экстремист, обещающий наиболее скорые реше-

ния.

Итак, мера рациональности политического решения "обратно про-

порциональна степени его неотложности. Не только в том смысле, что

скорые решения чаще бывают ошибочными, айв том, что сам процесс

их принятия далек от рациональной модели, предполагающей тщатель-

ный сбор недостающей информации, не менее тщательную ее перера-

ботку, сопоставление и отбор альтернатив.

Наряду с фактором времени на рациональность или "иррациональ-

ность" политических решений влияют социокультурные факторы, глав-

ным из которых в данном отношении выступает мера социокультурной

легальности (общественной признанности) политических целей и инте-

ресов той или иной социальной группы.

Здесь действуют те же меха-

низмы, которые Фрейд открыл применительно к индивидуальной психо-

логии. Чем менее легальными выступают те или иные наши импульсы и

желания и острее их вероятное столкновение с нормами общественно

дозволенного, тем меньше они осознаются, принимая превращенные

формы.

Принципиальным, таким образом, выступает различие между легаль-

ными (общественно признанными, легитимированными) интересами и

нелегальными, осуждаемыми доминирующей в обществе культурой и

моралью. И дело не только в том, что представители того или иного

своекорыстного корпоративного интереса скрывают свои истинные цели

от общества; не менее существенно то, что они могут скрывать подлин-

ные мотивы от самих себя. В этом отношении меру рациональности

группового сознания должна определить, с одной стороны, политическая

социология, классифицирующая спектр групповых интересов данного

общества по степени их легальности, а с другой - политическая культу-

рология, определяющая меру "репрессивности" господствующей культу-

ры и морали в отношении тех или иных социальных интересов. Можно

предполагать, что в излишне ригористичных культурах традиционного

авторитарно-патриархального или современного авторитарно-тотали-

тарного типа весьма значительный пласт социальных интересов будет

вынесен за скобки рационально осознанного и обретет превращенные

стилизованные формы. И напротив, в открытых культурах секулярно-

эмансипаторского и прагматичного типа, в которых "разумный" группо-

вой эгоизм, как правило, не преследуется, степень рациональной осоз-

нанности, прозрачности социального поведения будет несравненно вы-

ше. Следовательно, далеко не всегда эффективность практикующего

политика определяется уровнем рациональности его устремлений и це-

леполаганий; в некоторых типах культуры она, напротив, будет зависеть

от его искусства по части создания превращенных форм сознания — ра-

финированных процедур "самосокрытия" действительных мотивов того

или иного группового и общественного действия. Пожалуй, одним из

наиболее обескураживающих выводов для рационалистического полити-

ческого сознания будет вывод о наличии определенного противоречия

между степенью рациональной осознанности интересов и целей и уров-

нем мотивации участников политического процесса. Высокий уровень

мотивации зачастую связан с превращенно-мифологическими формами

сознания, когда субъект, преследующий свой особый интерес, склонен

придавать ему в собственных глазах и глазах социального окружения

глобально-миссианистскую форму выразителя "всеобщих интересов",

"всемирно-исторических тенденций" и т.п.

Политическому аналитику трудно оставаться вовсе не ангажирован-

ным; чаще всего его "рационалистическая миссия" ограничивается тем,

что он обращает обескураживающие распознавательные процедуры

против тех сил, которые ему не симпатичны; в отношении же групп, с

которыми он больше себя идентифицирует, он более склонен искать

способы социокультурной легитимации особых интересов, выдавая их за

очередное воплощение "исторического разума".

<< | >>
Источник: А. С. Панарин. Политология. Учебник.— М: «Проспект»,.— 408 с.. 1997

Еще по теме Глава I. ОБЪЯСНЕНИЕ И ПОНИМАНИЕ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ НАУКЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО СЦИЕНТИЗМА:

  1. 1.2. «Бихевиоральная революция» в политической науке
  2. 2.6. Методология сравнительных исследований в политической науке
  3. 2.2. Теоретические методы в политической науке
  4. 2.3. Эмпирические методы в политической науке
  5. 3. Теоретические концепции мировой политики и международных отношений в политической науке 50-60-х годов.
  6. 4. Теоретические концепции мировой политики и международных отношений в политической науке 70-80-х годов.
  7. Дискуссия «Политические партии России: участники политического процесса или "пятое колесо" политической системы?»
  8. ОБЪЯСНЕНИЕ И ПОНИМАНИЕ
  9. ГЛАВА 5. ПОЛИТИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА
  10. ГЛАВА 4 ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЭЛИТЫ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЛИДЕРСТВО
  11. Глава 13. Политическая культура и политическое участие.
  12. Глава 16. Политические технологии и политический менеджмент
  13. § 1. Что такое -«политическая элита»? Основные подходы к изучению и оценке политических элит
  14. 63. Политическая символика как элемент политической культуры
  15. 58. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПАРТИЯ КАК ОСНОВНОЙ ИНСТИТУТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ, ЕЕ ФУНКЦИИ
  16. 4. Правительственные группы, политические организации и политические партии как каналы вертикальной циркуляции.