<<
>>

Пятница, 19 октября 1945 г., Нюрнберг

Город был оккупирован американцами. Американский полковник принял командование городской тюрьмой, которая находилась сразу же за Дворцом правосудия на Фюртхертштрассе. Из 24-х названных обвиняемых на процессе над главными военными преступниками 21 находился в камерах.
В этот день им должны были предъявить обвинение.

Предъявить обвинение должен был молодой майор-англичанин, бывший военнопленный, ко- 778 TENEBRAE

торый свободно говорил по-немецки. Когда он вошел в тюрьму, еще не было 2 часов дня. Он увидел три этажа камер, каждая с маленьким зарешеченным окошком в двери. У каждой двери стоял охранник и смотрел через решетку. На верхнем этаже открытые галереи были под металлической сеткой. Двадцать второй обвиняемый только недавно совершил самоубийство на глазах у дюжины свидетелей. Майора сопровождали комендант тюрьмы и сержант жандармерии, который нес ключи. За ними шел Генеральный секретарь Международного военного трибунала с переводчиком, два американских солдата с документами, офицер американской службы безопасности, тюремный психолог с блокнотом в руке и тюремный капеллан-лютеранин.

Несколько подснежников — военных полицейских-американцев в характерных белых шлемах, заключали шествие.

Обвинения, только что переведенные с английского на немецкий, были пространными документами. На обложке было написано: «Соединенные Штаты Америки, Французская Республика, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии и Союз Советских Социалистических республик...», затем шел список из 24-х имен, во главе которого стоял Геринг. Пунктов обвинения было четыре: участие в заговоре, преступления против мира, военные преступления, преступления против человечности. Каждый обвиняемый должен был получить две копии, в которых значились общие обвинения против него и частные обвинения, на основе которых он был осужден.

Англо-американская практика предусматривала вручение обвинения лично обвиняемому.

Молодой майор хотя и был юристом по образованию, но в таких делах опыта не имел. Когда он увидел металлическую сетку, он вспомнил своего военного товарища — бельгийского летчика, схваченного гестапо и бросившегося точно с такого же балкона в тюрьме в Сюрен (Зигеєпеє). Хотя майор работал в Трибунале уже несколько месяцев, но в Нюрнберг он прибыл только что и еще никогда не встречался ни с одним из заключенных:

«Я взглянул на высокое окно в дальнем конце тюрьмы. На фоне яркого осеннего неба четко выделялись винтовые лестницы, ведущие к верхнему ряду камер. Воцарилась тишина вечности, только жутко позвякивали ключи...

Тишина ничем не нарушалась, пока мы не дошли до камеры почти в самом конце ряда. Охранник отдал нам честь. Я заметил, что он вооружен револьвером и дубинкой... когда

камеру открыли, я взял себя в руки, чтобы встретиться лицом к лицу с заключенным, который, пошатываясь, поднялся навстречу.... К большому моему удивлению я заговорил. "Герман Вильгельм Геринг?"

"Jawohl."

"Я майор Нив, назначен Международным военным трибуналом, чтобы вручить Вам копию постановления, в котором Вы фигурируете в качестве обвиняемого."

Лицо Геринга стало злобным, он выглядел как гангстер в плохой пьесе, когда ему переводили, что я сказал. Я протянул ему копию постановления, которую он взял молча. Затем я сказал: «Меня также просили разъяснить вам ст. 16 Декларации Трибунала.» Копия по-немецки была вручена ему.

«Взгляните на параграф... Вы имеете право защищаться самостоятельно перед Трибуналом или с помощью адвоката.»

Мои слова были корректными и точными. Геринг выглядел серьезным и подавленным, когда я остановился.

«Итак, вот оно», сказал он ...

«Вы можете взять адвоката по собственному выбору или трибунал его Вам назначит». Было очевидно, что Геринг не понял... Потом он сказал: «Я не знаю юристов. Никогда не имел с ними дела»...

«Я думаю, вам посоветуют кого-нибудь...» Он пожал плечами.

«Все это мне представляется безнадежным. Я должен прочитать обвинение очень внимательно, но я не представляю, какое оно может иметь законное основание... »

Несколько часов спустя после того, как я покинул камеру Геринга, тюремный психолог д-р Жильберт попросил его подписать копию обвинения. Геринг написал: «Победитель всегда будет судьей, а побежденный — подсудимым»129.

Таким образом, главный вопрос Нюрнбергского суда был сформулирован еще до начала процесса.

Европа осенью 1945 г. влачила жалкое существование. Победившие союзники разделили

ра-

Затмение в Европе, 1914-1945 779

Карта 27

780 ТЕКЕБКЛЕ

зоренную Германию на четыре оккупационные зоны и изо всех сил старались действовать сообща. Западные страны, освобожденные англо-американцами — Франция, Италия, Бельгия и Нидерланды - пытались вновь связать оборванные нити своего довоенного существования. Восточные страны, освобожденные Советами, обнаружили, что освобождение принесло новую форму завоевания. Великобритания единственная из воевавших стран избежала оккупации и теперь только что избрала социалистическое правительство, которое все больше понимало, что победа не защищала от падения статуса. В Европе не было ни одной страны, которая, как США, являясь победительницей, не была бы в то же время разорена. Горстка "нейтралов" — от Испании до Швеции - могла пользоваться некоторой независимостью.

В отдельных странах уже прошли процессы, на которых были осуждены действия военного времени, которые теперь признавались преступными. В Осло Квислинг предстал перед судом и в сентябре был казнен; в Париже 9 октября казнили Лаваля. В Москве в июне проходил процесс над лидерами польского подполья, но общественное мнение Запада не вполне понимало, что обвиняемые на этом процесс не были ни фашистами, ни коллаборационистами, — они были героями-союзниками, единственное преступление которых состояло в том, что они боролись за независимость своей страны. Западные правительства предпочли добиваться частным порядком смягчения приговоров, а не протестовать открыто.

Карта 27

Нюрнберг, один из самых старых и самых немецких городов Германии, был превращен в горы обломков после 11-ти массированных бомбардировок. Затем, когда две дивизии СС

решили сделать его своим последним оплотом, он нещадно обстреливался американской тяжелой артиллерией. Родину средневековых мейстерзингеров и Тан-гейзера, Альбрехта Дюрера и Вита Ствоша, его избирают в XIX веке местом расположения Немецкого Музея — изумительной коллекции немецкого национального искусства и истории. В 1930-е годы он становится местом проведения самых шумных съездов нацистов при Гитлере. Он стал местом Процесса отчасти за его символическое значение, отчасти же потому что внушительный Дворец правосудия здесь каким-то чудом уцелел в бомбардировках. Проводя Процесс в Нюрнбер­ге, союзники подчеркивали, что корень германского зла лежал не в прусском милитаризме (как считали в 1918 г.), но в самой природе немцев как нации. Обстановка процесса, казалось, должна была преподать даже более важный урок истории, чем разоблачение преступлений отдельных обвиняемых.

Однако особый вклад Нюрнберга в судебную практику состоял в особенностях личности подсудимого N8 Юлиуса Штрейха (род. в 1885 г.), управлявшего этим городом в качестве нацистского гауляйтера в 1933 — 1940 гг. Теперь он уже отсиживал второй срок в камерах позади Дворца правосудия, поскольку был арестован раньше за приставания к заключенному мальчику во время одного из его официальных посещений. Он был явным сексуальным извращенцем, как могли заметить его охранники, но к тому же всю жизнь преследовал евреев, представляя таким образом отвратительную смесь порока с антисемитизмом. В своем крестовом походе за расовую чистоту он придумал ложную биохимическую теорию, согласно которой семенной белок евреев способен навсегда «заразить» любую женщину, с которой устанавливается контакт. В качестве редактора Дер Штюрмер он вел непрерывную кампанию в защиту немецких девушек от евреев- соблазнителей — дело, которому он позднее обеспечивал псевдонаучное прикрытие в журнале Deutsche Volksgesundheit aus Blut und Boden. Он был главным вдохновителем Нюрнбергских законов в той их части, которая абсолютно запрещала любые половые отношения евреев с неевереями. В 1938 г. в Хрустальную ночь он произнес речь, подстрекая толпу последовать славному примеру средневековых погромщиков из Нюрнберга. В качестве одного из первых членов НСДАП он был среди тех немногих, кто обращался к фюреру на ты. Но он преступил черту, когда во всеуслышание заявил, будто дочь Геринга была зачата посредством искусственного осеменения. Пришедший в бешенство рейхсмаршал инициировал создание комиссии по проверке деятельности гауляйтера, которая обнаружила столь чудовищные злоупотребления, что даже фюрер не смог спасти своего соратника от немедленной отставки.

Союзники не так легко достигли согласного решения провести судебный процесс над военными преступниками. Черчилль был против, как и Ген- Затмение в Европе, 1914-1945 781

ри Моргентау, министр финансов США. В отсутствие юридического прецедента они считали, что было бы лучше всех нацистских лидеров просто расстрелять. Но победило иное мнение: правительства союзников решили следовать принципу суда над военными преступниками согласно Сент-Джеймсской Декларации (январь 1942 г.) и Московской декларации (ноябрь 1943 г.); эта политика получила исключительно широкую поддержку общественности. Из Большой тройки за процесс стояли Рузвельт и Сталин. Так что дело было решено. Процесс был необходим и как «искренняя, но наивная попытка следовать букве закона»130, и для демонстрации безграничной власти победителей. Сталин уже прибегал к показательным процессам как к инструменту утверждения своей политической власти внутри Советского Союза, и нет причин думать, что он упустил бы случай организовать похожую демонстрацию силы после великой международной победы. Сталин, в конце концов, выигрывал больше всех, во всяком беспристрастном суде он мог бы оказаться на скамье подсудимых.

Международный военный трибунал был создан решением Потсдамской конференции. Статус Трибунала огласили 8 августа 1945 г., спустя два дня после взрыва атомной бомбы в Хиросиме. Нюрнбергские процессы были задуманы как европейский аналог процессов над руководителями Японии, которые планировалось провести в Японии.

Как только обвинения были вручены, открытие процесса было назначено на 20 ноября 1945 г. С этого момента состоялось 403 открытых заседания Трибунала в главном зале суда Дворца правосудия; 10 месяцев спустя были вынесены окончательные приговоры, объявленные 1 октября 1946 г. Четверо судей союзников под председательством сэра Джефри Лоренса сидели по одну сторону вместе со своими заместителями. Присутствовавшие на суде подсудимые (21) все заявили, что не виновны, и заняли места на скамье подсудимых на противоположной стороне, где к ним была приставлена надежная охрана. Четыре прокурора союзников — американский, британский, французский и советский — расположились посередине вместе со своими заместителями и помощниками, с толпой немецких адвокатов и массой клерков и переводчиков. Галерея для публики была сооружена в одном боковом крыле залы заседаний. Процесс проходил и записывался на англий­ском, немецком, французском и русском языках. Так что большинство участников все время слушали одновременный перевод в наушники.

Помимо присутствовавших лично, проводился также суд и над Мартином Борманом, заместителем Гитлера, in absentia. Также были предъявлены обвинения восьми организациям: SS, SD, SA, и Гестапо, корпусу политических руководителей НСДАП, Правительству, Генеральному Штабу и Верховному командованию вооруженных сил Германии. Процесс против Густава Крупа, промышленника, не проводился по причине неправоспособности обвиняемого. Обвинение представило свыше 4000 документов, 1809 письменных показаний под присягой и 33 живых свидетеля. Были показаны фильмы и представлены ужасные вещественные доказательства — лампы из человеческой кожи и головы людей на подставках, как обычно оформляют рога убитых на охоте животных. Защита предъявила 143 свидетеля, а также сотни тысяч письменных показаний, данных под присягой. Материалы процесса, опубликованные в 1946 г., заняли 43 тома131.

Вступительные речи обвинения представляли собой горячие призывы к соблюдению высоких моральных принципов и обнаруживали некоторую юридическую неопределенность. Судья Роберт X. Джексон признал, что Трибунал был новым и экспериментальным. Сэр Хартли Шокросс взывал к соблюдению законности, месье де Ментон — «к совести людей». Генерал Руденко говорил о «священной памяти миллионов жертв фашистского террора» и о «совести всех свободолюбивых людей». Джексон построил свое обвинение, может быть, лучше других, говоря о недопустимости бездействия: «Цивилизация задает вопрос: неужели закон так вял и медлителен, что совершенно беспомощен перед столь громадными преступлениями. ..»132

При ограниченной компетенции Процесс проводился с соблюдением строгого этикета и большой предусмотрительностью. Председатель суда судья Лоренс подавал пример другим судьям, относясь со всей возможной любезностью к защите и сурово выговаривая, когда надо, обвинению. Размеренный ход разбирательства был нарушен только однажды, когда Джексон потерял над собой контроль во время перекрестного допроса Геринга. Во время процесса опасность вынесения 782 TENEBRAE

поспешного приговора оставалась небольшой, а оправдание было всегда возможно. Особенно потрясающие свидетельства были представлены в связи с военными преступлениями и преступлениями против человечности. В этих случаях свидетельства против нацистов были убийственными, особенно, когда эти свидетельства были взяты из документов самих нацистов. Лагеря истребления, где осуществлялось Окончательное решение, невыразимый словами ужас псевдомедицинских экспериментов, массовые жестокости в невиданных масштабах были тщательно документированы, так что не оставалось никакой возможности ошибки. Самые слабые свидетельства были представлены по обвинениям в общем заговоре, а также по пунктам, которые защита с легкостью переводила в разряд обычной практики суверенных государств. Трудно было доказать, что секретные встречи Гитлера с его коллегами имели злой умысел или что само перевооружение вдохновлялось замыслами агрессии. Впрочем, прямые сравнения с поведением союзников не допускались. Защита не имела возможности поставить вопрос о несоблюдении Версальских соглашений, о бомбардировках союзников или о массовых жестокостях Советов. «Мы здесь собрались судить главных военных преступников, — настаивал лорд судья Лоренс, — а не государства-обвинители». Всякие попытки обсудить условия содержания в лагерях интернирования союзников или насильственные высылки немцев (которые как раз проводились в то время) немедленно пресекались. «Защита пытается указать на нарушение Международного права союзниками, — писала The Times 8 мая 1946 г., — но [обвинение] считает, что если допустить такую возможность, то ему придется приводить контраргументы, а это без нужды затянет процесс»133.

Вопрос о массовых убийствах в Катыни был первоначально поднят советским обвинителем. Когда же адвокаты защиты смогли продемонстрировать, что многие факты обвинения фальсифицированы, то советская команда быстро отказалась от обвинений по этому пункту. [катынь]

Присутствовавшие на процессе вспоминают множество трагических и иронических моментов. Так, Гесс с дикими глазами читал на скамье подсудимых Сказки братьев Гримм. Маленькой сенсацией было незаявленное присоединение в

ноябре к советской делегации Андрея Вышинского, главы Советской делегации в ООН, который был больше известен как главный обвинитель на процессах во время сталинских чисток 1930-х годов. Многие отмечали жуткий контраст между подавленным настроением в зале суда и развеселыми попойками в баре Гранд Отеля по соседству.

Американские службы безопасности обеспечили обвиняемым опеку двух психиатров и психолога. В рамках своих обязанностей психолог провел тесты на определение IQ обвиняемых и получил такие данные:

Шахт — 143; Зейсс-Инкварт — 140; Геринг — 138; Денитц — 138; фон Папен — 134; Редер — 134; Франк — 130; Фритше — 130; фон Ширах — 130; Риббентроп — 129; Кейтель — 129; Шпеер — 128; Йодль — 127; Розенберг — 127; фон Нейрат — 125; Funk - 124; Фрик - 124; Гесс - 120; Заукель - 118; Кальтенбруннер — 113; Страйхер — 106.134

Приговоры, когда они стали известны, вызвали удивление. Банкир Шахт, пропагандист

Фритше, и бывший некогда вице-канцлером фон Папен были оправданы по всем пунктам. Также оправданы были правительство, Генеральный Штаб и Верховное командование. Денитц, фон Нейрат, фон Ширах, Шпеер и Гесс получили различные сроки заключения в тюрьме: от 10 лет до пожизненного заключения. Геринга посчитали «главным военным агрессором» и признали виновным по всем четырем пунктам. Он вместе еще с десятью другими был приговорен к смерти через повешение. Советский обвинитель выступил с особым мнением по всем оправдательным приговорам и тюремным срокам. Каждый заключенный реагировал по-своему на перспективу быть повешенным. Йодль сказал с горечью: «Я этого не заслужил». Риббентроп сказал: «Я не смогу написать свои

135

великолепные мемуары». Ганс Франк: «Я это заслужил и этого ожидал» . Когда психолог спросил Гесса, какой он получил приговор, Гесс ответил: «Не имею представления. Возможно, смертную казнь. Я не слушал»136. Геринг провел палача, совершив самоубийство: он принял цианид, спрятанный в зубной коронке.

Десять казней были произведены в спортивном зале тюрьмы 16 октября 1946 г. Большинство из приговоренных умерли с патриотическими словами на устах. Франк умер со словами: Deutsch- Затмение в Европе, 1914-1945 783

land über alles! ("Германия превыше всего!"). Штрайхер прокричал, «Heil Hitler. Пурим 1946. Большевики вас всех повесят», затем поручил себя памяти жены. Был слух, что американский армейский палач неумело выполнил свою работу, затягивая мучительную смерть, и что тела были кремированы в Дахау. Пятеро оставшихся осужденных были переведены в тюрьму Шпандау в Берлине, где администрация состояла из представителей четырех держав вплоть до странной смерти Гесса в 1987 г.

С самого начала процесса началась критика в его адрес. Собственно политиками высказывались опасения, что обвиняемые превратятся в мучеников. Этого не случилось ни в Германии, ни где-либо еще. Громадное отвращение, вызванное разоблачениями на процессе, было столь велико, что не допускало ни противоречий, ни симпатий. Если в чем- то было общее согласие, так это в том, что преступления нацистов превосходят жестокость правосудия по отношению к отдельным лицам. Однако многие юристы были обеспокоены тем, что обвинения были по своей природе ex post facto. Nulla poena sine lege137. Те, кто заявляли о своем особом мнении (votum separatum), не принимали аргументов Джексона, что Трибунал содействовал развитию международного права138. Они также были оскорблены еще и тем, что суд обнаруживал свою зависимость. То, что союзные государства предоставили и судей и обвинителей на собственных условиях и в тех областях, которые сами же и устанавливали, — все это не способствовало ни законности, ни одобрению со стороны общественности. «Пусть и одетый в одежды правосудия, — заявил сенатор Роберт Тафт, — процесс был на деле инструментом правительственной политики, которая была определена задолго до того, еще в Ялте и Тегеране»139. Многие, особенно военные, придерживались того мнения, что честных немецких офицеров, таких, как адмирал Денниц, не следовало сажать на скамью подсудимых вместе с такими активными нацистами, как Геринг или Штрайхер. Когда Денница выпустили на свободу в 1956 г., несколько сотен выдающихся ветеранов из стран союзников, во главе с американским адмиралом Нимицом, выразили ему свое сожаление140.

Для тех, кто умел не поддаваться общему настроению, было возмутительным, что западная

пресса и правительственные органы часто способствовали развитию представления о коллективной вине. Все подсудимые сразу же клеймились как преступники задолго до определения суда. Но главное в том, что Нюрнбергский процесс ограничился рассмотрением преступлений, совершенных побежденным врагом, и чинил всяческие препятствия беспристрастному рассмотрению военных преступлений и преступлений против человечности вообще. Надолго установилось в обществе мнение, что такие преступления по определению не могут быть совершены теми, кто выступает от имени союзных государств.

Для историков Нюрнбергский процесс представляет большой интерес не только сам по себе, но и как попытка поверить прошлое — законом. Сторонники этого подхода заявляли: «мы открыли правду»141. Критики же считали, что было открыто менее половины правды. Точнее сказать, Нюрнбергский процесс установил несомненную реальность преступлений нацистов. Он также документально определил всю роль Германии в развязывании и ведении Второй мировой войны, хотя и не всегда так, как этого хотели обвинители. В то же время, изолировав германский фактор, Нюрнберг провел сомнительный и, в конечном счете, лишенный доказательности анализ, а известными замалчиваниями способствовал созданию ошибочного представления, будто больше искать нечего. Исторический материал, введенный в обвинения, а потом и в преамбулу к окончательному решению, по замыслу, должен был «осветить проблемы, представляющие интерес для Международного военного трибунала». Но этот материал был столь откровенно выборочным, что самые искренние противники нацизма могли придти в отчаяние. Так, нацистско-советский договор был упомянут только как один из договоров, нарушенных Рейхом. «Опубликованный обвинительный акт, — писал ведущий историк в тот день, когда этот документ был предъявлен в камерах обвиняемым, — представляет собой историю, написанную

142

неисториками».

Нюрнбергский процесс не только предоставил в громадных количествах важную историческую информацию, но и повинен в явных исторических искажениях. Его выводы, горячо поддержанные общественным мнением на Западе, а на Востоке обработанные советской цензурой (которая пре- 784 ТЕ!ЧЕБКЛЕ

вратила их в евангелие), были бастионом особой Союзнической исторической схемы, которая и стала господствующей на 50 лет (см. Введение). И только в эпоху Солженицына в шестидесятые годы и затем Гласности в восьмидесятые общество узнало, что обвинители в Нюрнберге были не только мастерами разоблачений, но и умелыми

укрывателями истины. Андрей Вышинский продемонстрировал это, когда в редкую минуту честности произнес тост на приеме в Нюрнберге: «Смерть обвиняемым!»143 Как обычно, западные партнеры не поняли русского языка и выпили без колебаний, и только потом спросили, что это значит.

Карта 28

<< | >>
Источник: Дэвис Норман. История Европы / Норман Дэвис; пер. с англ. Т.Б. Менской. — М.: ACT: — 943с.. 2005

Еще по теме Пятница, 19 октября 1945 г., Нюрнберг:

  1. 1. От февраля к октябрю. Октябрь: проблемы и оценки
  2. 6.2. СССР в 1945-1991 гг.6.2.1. Советское общество в послевоенный период. Апогей сталинского тоталитаризма (1945-53 гг.)
  3. 6.2. СССР в 1945-1991 гг. 6.2.1. Советское общество в послевоенный периол. Апогей сталинского тоталитаризма (1945-53 гг.)
  4. Октябрьская стачка и Манифест 17 октября.
  5. Манифест 17 октября 1905 года
  6. § 78. Февральская революция. От Февраля к Октябрю
  7. Первый период войны (июль 1937 г. октябрь 1938 г.)
  8. 2. Расстановка политических сил в Россиипосле победы Октября
  9. 54. Манифест об усовершенствовании государственного порядка 17 октября 1905 г. Основные государственные законы 1906 г
  10. 58. Февральская революция 1917 г. Верховные власти март-октябрь 1917 г
  11. Британия и Европа, 1945-1951
  12. 5.4. Россия в 1917 году5.4.1. Борьба политических сил России за выбор пути дальнейшего развития (февраль — октябрь 1917 г.)
  13. 5.4. Россия в 1917 голу 5.4.1. Борьба политических сил России за выбор пути дальнейшего развития (февраль - октябрь 1917 г.)
  14. Испания и Португалия, 1945-1968
  15. Реконструкция Европы, 1945-1968
  16. Западная Европа, 1945-1985 гг.