<<
>>

НАДПИСИ

Эпиграфика, то есть изучение надписей, представляет собой важную вспомогательную дисциплину в изучении Древнего мира. Поскольку огромное количество материальных и культурных свидетельств исчезло навсегда, то оставшиеся надписи на камне и металле оказываются важным источником сведений.
Тщательное изучение надгробных камней, памятных таблиц, статуй, общественных зданий и тому подобного доставляет нам массу сведений личного характера о тех людях, которые в этих надписях упоминаются: мы узнаем об их семейной жизни, их имена и звания, об их писаниях, жизненном пути, воинских соединениях, законах, чтимых ими божествах, их морали. Громадные собрания эпиграфики, также как Corpus Inscriptionum Latinarum (CIL) и Corpus Inscriptionum Graecarum (CIG), оба созданные в XIX веке в Берлине, представляют собой такие же величественные и вечные творения, как и описанные в них памятники.

Самая знаменитая надпись (эпиграф) — Двенадцать таблиц, веками пребывавшая на Форуме, — не сохранилась; но в нашем распоряжении имеется огромное разнообразие других надписей.

На римских надгробных памятниках часто встречались поэтические описания жизни и деятельности почившего. Так надгробие из Могунтиума (Майнц) содержит протест против того, как умер тот, кому посвящена надпись: Jucundus M Terenti l(ibertus) pecuarius Praeteriens quicumque legis consiste viator Et vide quam indigne raptus inane queror. Vivere non potui plures XXX per annos Nam erupuit servus mihi vitam et ipse Praecipitem sese dejecit in amnem: Apstulit huic Moenus quod domino eripuit. Patronus de suo posuit.

[Юкундус, пастух, отпущенник Марка Теренция. Прохожий, кто бы ты ни был, остановись и прочти со вниманием эти строки. Узнай, как моя жизнь была у меня по ошибке отнята, и послушай мои напрасные сетования. Мне не пришлось прожить больше 30 лет.

Раб отнял у меня жизнь, а затем сам бросился в реку. Человек отнял у себя жизнь, какой его хозяин лишился. (Мой) патрон воздвиг (этот камень) на свои собственные средства.] Посвящения богам встречаются обычно на общественных

зданиях. Так, надпись, обнаруженная на Circus Maximus (а теперь находящаяся на обелиске на Пьяцца дель Поло), первоначально была заказана в 10-9 г. до н. э. императором Августом в связи с покорением Египта:

«Император Цезарь Август, сын божественного (Юлия), великий понтифик, двенадцать раз бывший командующим, одиннадцать раз — консулом, четырнадцать раз — трибуном, передавший Египет под власть римского народа, предлагает этот дар Солнцу.» (CIL vi. 701; цитируется по: Bloch, L'Epigraphie latine, 83). Но и гораздо более скромные предметы часто имеют очень интересные надписи. На вазах и посуде указывали изготовителя. В широком обращении были металлические печати для нанесения (на глине) имени или объявления. Так, в Реймсе было найдено много таких печатей с бутылок аптекарей:

D CALLISESt FRAGIS ADASPRITVDI D(ecimi) Gall Sest(i) [s] frag(is)

ad aspritudi(nem) «Вода для промывания глаз от Децима Галлия Сеста для (лечения) aspritudo [то есть трахомы]» .

ласти литературных жанров была сатира, которую римляне с полным основанием называли своим созданием. Из примерно тридцати римских литературных знаменитостей всемирное признание получили Вергилий, Гораций, Овидий и Цицерон. Но всякий, кому ненавистны роскошь, обжорство и жестокость, отличавшие Рим, почувствуют, конечно, наибольшее духовное родство с теми чувствительными душами, которые особенно резко восставали против своего окружения:

с изысканной лирикой Катулла, острым умом Ювенала и эпиграммами Марциала. Первые римские писатели писали по-гречески. Ливий Андроник (ок. 284-204 гг. до н. э.), переведший Гомера на латинский, был образованным греческим рабом, которого привезли в Рим после разграбления Тарента в 272 г. до н. э. Серьезная литература на латинском языке появляется во второй половине III века до н.

э., когда появляются пьесы Гнея Невия (ум. ок.

200 г. 130 Roma

до н. э.), Тита Макция Плавта (ок. 254-184 г. до н. э.) и Публия Теренция Афра (род 185 г. до н. э.). Все трое с большим искусством адаптировали греческие комедии, и благодаря их трудам театр стал центральным явлением римской культуры. Начало поэзии на латинском языке положил Квинт Энний (239-169 г. до н. э.), явивший пример замечательного новаторства в литературе. Он ввел трагедию, положил начало искусству сатиры и создал тот латинский гекзаметр, который затем стал основным метром многих позднейших поэтов.

Ораторское искусство занимало в жизни римлян, как и в жизни греков, ведущее положение. Величайший оратор Марк Туллий Цицерон (106-43 г. до н. э.) говорил и писал столь совершенным стилем, что стал образцом для всей латинской прозы. Начав свою карьеру как homo novus (неизвестный человек), Цицерон достиг высшего положения консула в 63 г. до н. э., но был изгнан, а затем (после второго периода политической активности) объявлен вне закона и приговорен к обезглавливанию. Его творения, включающие, наряду с речами, работы по нравственной философии и политической теории, оказали чрезвычайное влияние и на христианских мыслителей, и на рационалистов. Он выступал в защиту власти закона и республиканского правления. Его последователь Сенека Старший (ок. 55 г. до н. э. — ок. 37 г. н. э.), ритор, преподаватель риторики, профессиональный оратор из Кордовы составил антологию ораторского искусства.

Труды историков находили в Риме богатую питательную среду. Тит Ливий (59 г. до н. э. — 17 г. н. э.) написал историю Рима в 149 книгах, из которых 35 утрачены. Ливий идеализировал Римскую республику и поражает нас больше стилем, чем глубиной анализа. «Но как бы то ни было, начинает свой труд Ливий, я найду радость в том, что и я в меру своих сил постараюсь увековечить подвиги первенствующего на земле народа; и если в столь великой толпе писателей моя слава не будет заметна, утешением мне будет знатность и величие тех, в чьей тени окажется мое имя» [Тит Ливий.

История Рима от основания города. Т. 1. -М., 1989. - С.9]. Гай Юлий Цезарь (100-44 г. до н. э.) был и величайшим творцом истории Рима, и ее хронистом. Его повествования о Галльской войне и гражданской войне против Помпея явля­ют образцы простоты, и некогда с ними был знаком каждый европейский школьник. Гай Саллюстий Крисп (86-34 г. до н. э.) был последователем Цезаря и в его политических, и в его исторических интересах. Корнелий Тацит (55-120 гг. н. э.) продолжил анналы Ливия. Он описал первое столетие Империи, причем изобразил императоров весьма скептически. Его неподражаемо критичный стиль обнаруживается и в таких его трудах, как Германия. «Круговращение времен может принести вновь такие же бедствия,— пишет Гиббон в комментариях к одной из своих книг по истории древнего Рима, — но не принесут нового Тацита, чтобы их описать»8.

Процветало в Риме также искусство биографии. Ярчайшим представителем племени биографов был Г. Светоний Транквилл (ок. 69-140 гг. н. э.), бывший одно время секретарем императора Адриана. Его блестящая Жизнь двенадцати цезарей является просто кладезем разнообразных сведений и, одновременно, занимательнейшим чтением и уступает лишь Тацитову описанию жизни его тестя Агриколы, наместника Британии.

Своего расцвета латинская литература достигает, без всякого сомнения, при поэтах времени Августа — Вергилии, Горации и Овидии, Гае Валерии Катулле (ок. 84-54) и элегическом поэте Альбин Тибулле (ок. 55-19 г. до н. э.), а также и Апте Проперции (ок. 50­15 г. до н. э.), чьи любовные послания к несносной Цинтии сравнимы с посланиями Катулла к Лесбии. «Ведь обнаженный, Амур, — писал Проперций, — хитрых не любит прикрас».

Публий Вергилий Марон (70-19 г. до н. э.) создал язык, которым не устаешь наслаждаться, даже тогда, когда поэт обращается к самым приземленным темам. Его Эклоги (Избранные стихотворения) — пасторали; в Георгиках он восславил земледелие; Энеидой, этой огромной аллегорической поэмой, он воздал должное Гомеру и вообще Греции. Вергилий в этой поэме рассказал о странствиях Энея, уцелевшего участника битвы за Трою, предка Ромула и рода Юлиев — gens Iulia, то есть выстроил такое мифическое родословие, какого желал себе всякий образованный римлянин. Его бесконечно точные гекзаметры с трудом поддаются переводу; они писались по одной строке в день в течение 10 лет и петь их следовало ясно, протяжно, нежно и печально: Древний Рим, 753 г. до н. э. — 337 г. н. э. 131

Felix, qui potuit rerum cognoscere causas, (Счастлив тот, кто мог познать причины вещей) Felix qui potuit cognoscere causas,

Sed fugit interea, fugit irreparabile tempus.

(Меж тем бежит, бежит безвозвратное время)

Omnia vincit amor; et nos cedamus amori

(Любовь побеждает всё, так давайте отдадимся любви.)

Et penitus toto divisos orbe britannos (И британцы, полностью отделенные от всего мира.)

Sunt lacrimae rerum et mentem mortalia tangunt

(Есть слезы, проливаемые о вещах...9) Для Данте Вергилий был учителем, хранителем драгоценного знания и «источником, из

которого проистекает широчайшая река слов». Для христиан первых веков он был языческим поэтом, который, как полагали, в Четвертой эклоге предсказал рождение Христа. Для людей нашего времени он является «господином языка... поэтом из поэтов-сатириков... мастером такого величественного масштаба, какой когда-либо был создан устами людей». Возможно, он сам написал себе эпитафию, увиденную на Паццуоли Петраркой: Mantua me genuit: calabri rapuere: tenet nunc PARTHENOPE. CECINl PASCUA, RURA, DUCES.

(Мантуя — родина мне, Калабры похитили.

В Партснопее живу.

(Я пел пастбища, нивы, вождей.)10 Квинт Гораций Флакк (65-8 г. до н. э.), друг и современник Вергилия является автором сборника Оды, Сатиры, Эподы и Послания. Он учился в Афинах, затем командовал легионом и сражался при Филиппах, а затем удалился на покой в деревню в Сабине под покровительством своего патрона Мецената. Это был человек тонкий, мягкий и терпимый. Позднейшие поэты очень высоко ценили его Послание к Пизонам (иначе Ars poetica — «Искусство поэзии»). Его Сатиры были направлены не против зла, а против человеческой глупости. Его Оды сияют прозрачной ясностью и citriosa felicitas — удивительной меткостью выражения:

Dulce et decorum est pro patria mori (Красно и сладостно пасть за отчизну!) Mantua me genuit: calabri rapuere: tenet nunc PARTHENOPE. CECINI PASCUA, RURA, DUCES.

(Мантуя ~ родина мне, Калабры похитили.

В Партснопее живу.

(Я пел пастбища, нивы, вождей.)10 Квинт Гораций Флакк (65-8 г. до н. э.), друг и современник Вергилия является автором сборника Оды, Сатиры, Эподы и Послания. Он учился в Афинах, затем командовал легионом и сражался при Филиппах, а затем удалился на покой в деревню в Сабине под покровительством своего патрона Мецената. Это был человек тонкий, мягкий и терпимый. Позднейшие поэты очень высоко ценили его Послание к Пизонам (иначе Ars poetica — «Искусство поэзии»). Его Сатиры были направлены не против зла, а против человеческой глупости. Его Оды сияют прозрачной ясностью и citriosa felicitas — удивительной меткостью выражения:

Dulce et decorum est pro patria mori (Красно и сладостно пасть за отчизну!) Parturient montes, nascetur ridiculus mus (Будет рожать гора, а родится смешная на свет мышь.)

Atque inter Silvas academi quaerere verum.

(Истину-правду искать среди рощ Академа-героя) Exegi monimentum aere perennius... non omnis moriar. (Создал памятник я бронзы литой прочней...

Нет, не весь я умру...)11 Позднейшие поэты особенно часто подражали Горацию и переводили его. Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. — 17 г. н. э.) был одним из самых заметных людей в римском обществе, пока не был при императоре Августе сослан на берег Черного моря. Причиной ссылки, по его собственному выражению, стали «стихи и ошибка». Стихи — это, без сомнения, Ars amatoria [Искусство любви]; ошибка была связана, по-видимому, с дочерью императора Юлией, которая также претерпела изгнание. Поэма Овидия Метаморфозы, где он переработал около двухсот греческих и римских мифов и легенд, имела огромный успех в Древнем мире. Эта книга с;тала излюбленным чтением не только римлян, но и столь различных людей, как Чосер, Монтень и Гете. Под влиянием Метаморфоз родились многие произведения от Петрарки до Пикассо. Si vis amari, — писал Овидий, — ama [Если хочешь, чтобы тебя любили, люби сам.]12....

Сознательная жестокость римской жизни вошла в поговорку. Кровавая бойня тех войн, которые Рим вел за своими границами, повторялась и в гражданской войне в самом Риме. Меткая фраза Ливия Vae victis! (Горе побежденным!) была полна смысла. Во время так называемой Эфесской вечерни в 88 г. до н. э. по приказу царя Митридата VI Евпатора в течение одного дня было зарезано 100 000 римских граждан [Римлян и италиков, проживавших в городах Малой Азии]. Сулла, предводитель аристократической партии оптиматов, пошел на Рим и объявил вне закона (вше в проскрипции) соперничавших с ним сторонников Мария. Голова трибуна П. Сульпиция Руфа была выставлена на обозрение на Форуме. Городской претор, готовившийся совершить жертвоприношение перед Храмом Согласия, был принесен в жертву сам. В 87 г. до н. э., когда Рим 132 Roma

открыл свои ворота Марию, пришла очередь оптиматов. Состоящие из рабов легионы Мария при поддержке ero далматинской гвардии перебили одного за другим всех сенаторов, которых их вождь обошел приветствием. Среди преследуемых оказались прославившиеся позднее правящий консул Октавий, бывшие консулы Марк Красс, Марк

Антоний и Луций Цезарь. В 86 г. после внезапной смерти Мария, соратник полководца К. Серторий вызвал к себе палачей под предлогом раздачи им платы и перебил их en masse — всего около 4000 человек. В 82 г., после окончательной победы оптиматов, они также стали истреблять своих тюремщиков: «Звон оружия и стоны умирающих явственно слышались в Храме Беллоны, где Сулла проводил собрание Сената»13.

Позднее, во избежание подобного развития событий, процедура объявления вне закона была формализована. Победившая партия вывешивала на Форуме список попавших в проскрипции, призывая лидеров побежденной партии явиться на суд во избежание конфискации. Упомянутые в этом списке, если они успевали покончить с собой (обычно вскрыв себе вены в ванне с теплой водой), спасали от разорения свои семьи. Те же, кто упускал такую возможность, оказывались в новом списке, высеченном в мраморе, где они сами объявлялись лишенными жизни, а их родственники — имущества. В 43 г., например, объявление вне закона (проскрипции) второго триумвирата повлекли за собой смерть по крайней мере 300 сенаторов и 2000 всадников. Среди них был и Цицерон, голова и рука которого, отделенные от тела, были выставлены на рострах Форума. И население следовало примеру, который подавал ему правящий класс. [ludi]

В древности не прибегали к термину римская революция. Но все историки считали, что переход от Республики к Принципату был следствием глубоких социальных перемен. Другими словами, это не установленный исторический факт, а, скорее, предмет современного теоретизирования на общественные темы. «В этот период происходит насильственное перемещение власти и собственности, — писал главный специалист по данному вопросу, британский историк Рональд Сайм, — и Принципат Августа следует

14

рассматривать как революционный процесс в его самом концентрированном виде» . По этому сценарию главной

жертвой становилась старая римская аристократия. Главным революционером был наследник Цезаря юный Октавиан — «холодный и зрелый террорист», бандит, «хамелеон», который являлся попеременно то кровожадным мстителем, то умеренным миротворцем. В результате этих перемен произошло уничтожение существовавшего правящего класса, приход новых общественных сил, выдвижение на главные должности в Риме амбициозных итальянских аутсайдеров и с их помощью появление de facto монархии. Ключом к римской политике стал патронат соперничавших правителей — в особенности Цезаря, Помпея, Марка Антония и Октавиана. Ключом к пониманию основных механизмов служит искусство просопографии, которая детально анализирует карьеры представителей какого-то класса или группы, чтобы выявить побудительные мотивы, их вдохновлявшие (Сайм, во многом исходя из трудов Мюнцера, сделал для истории Рима то, что Льюис Намайер сделал для георгианской Англии). «Политическая жизнь... — писал он, формировалась и раскачивалась не партиями и программами в духе современного парламентаризма и не мнимым противостоянием Сената и народа..., но борьбой за власть, богатство и славу»15. В эпоху гражданских войн для политика особенно важно было контролировать армию и раздавать солдатам землю, деньги и отличия. Можно подумать, что война для политически удачливых полководцев была занятием второстепенным.

В целом складывается циничная картина. Переменчивые союзы по соображениям сиюминутного удобства преобладали над партиями, создающимися по принципиальным соображениям. Политические концепции — Цицероновы libertas populi, auctoritas Senatus, concordia ordinum, consensus Italiae — были всего лишь лозунгами, словесной приманкой. Римская конституция была «ширмой и трюком, всего лишь фасадом для глубинных инстинктов человека». Старую аристократию можно было купить. Новыми людьми двигали тщеславие и алчность. Они были «карманными сенаторами», «омерзительной и отвратительной толпой» провинциальных нахлебников Цезаря, «тысячью креатур», введенных в Сенат вторым триумвиратом, раболепными апологетами и пропагандистами, которых Октавиан нанимал для завоевания общественного мнения и нарушения Древний Рим, 753 г. до н. э. — 337 г. н. э. 133

LUDI

«Народ, который покорил мир — писал Ювенал,- теперь хочет только двух вещей: хлеба и зрелищ». «Искусство разговора умерло! — воскликнул Сенека. — Неужели теперь можно говорить только о состязаниях на колесницах?» .Ludi, или игры, стали главной приметой жизни Рима. Первоначально проводившиеся в четыре определенные недели в течение года: в апреле, июле, сентябре и ноябре, затем они разрослись настолько, что проводились почти беспрерывно в Большом цирке и Колизее. Первые игры, о которых сохранились письменные свидетельства, проводились в 264 г. до н. э.; тогда бились насмерть три пары рабов. Четыре столетия спустя император Траян устроил празднества, во время которых погибло 10000 человек и 11000 животных.

Для смертельных представлений служили гладиаторы. Вступая торжественной процессией на арену через Ворота жизни, они обращались к императорскому подиуму с традиционным приветствием: Ave, caesar! Morituri salutamus (Радуйся, цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!) Проворные ретиарии с сетью и трезубцем бились лицом к лицу с тяжеловооруженными секуторами, вооруженными мечом и щитом. Иногда они объединялись против группы пленников или экзотических варваров. Тела проигравших оттаскивали крюками для мяса через Ворота смерти. Если гладиатор падал раненым, император или другой председательствовав­ший на играх жестом определял его судьбу. Поднятие большого пальца вверх означало «оставить его в живых», повернутый вниз большой палец означал смерть. Организаторы использовали соперничество гладиаторских школ и рекламировали подвиги знаменитых гладиаторов.

Так, из одной сохранившейся программы гладиаторских боев мы узнаем, что состоялся бой между Т. v Pugnax Ner III и M. p Murranus Ner III, то есть двумя бойцами из школы Нерона в Капуе, за каждым было по три победы; один бился (Т) фракийским оружием — маленький щит и изогнутый меч, а другой галльским (М) мирмиллонским стилем. Пугнакс вышел победителем — V(ictor), a Мурранус пал мертвым — p(eritus).

Жажда грандиозных зрелищ привела к тому, что гладиаторские бои стали перемежаться (в одном представлении) с venationes (охотой на диких зверей). Затем стали устраивать настоящие военные битвы и даже морские сражения на арене, наполненной водой. Наконец, народ стал требовать зрелищ беспримерной непристойности, массовой жестокости и зверства. Диких быков натравливали на юных девушек, христиан жарили заживо, распинали, зажигали как факелы или бросали на съедение львам, несчастных заставляли плыть на протекающих лодчонках по водам, где кишели крокодилы. И эти пытки беспрерывно и беспрестанно сменялись новыми изобретениями в области мучи­тельства и зверства. Все это продолжалось до тех пор, пока в 4G4 г. н. э. император- христианин Гонорий не взял верх над Сенатом и не запретил игры.

Но ничто так не возбуждало эмоций, как состязания колесниц, которые начались в Риме и продолжились в Византии. Традиционно шесть запряженных в четыре лошади колесниц мчались карьером семь раз по арене, состязаясь за громадные призы. В порядке вещей были страшные падения с колесницы и столкновения. Делались огромные ставки. Победители в состязаниях колесниц становились идолами толпы и богатыми, как сенаторы. Лошади, победившие в состязаниях, увековечивались в каменных изваяниях: «Туск, которым правил Фортунат из Синих, победил 386 раз».

Скачки были в руках четырех корпораций — Белых, Красных, Зеленых и Синих; эти корпорации обеспечивали лошадей, упряжь и наездников. Фракции цирковых болельщиков нередко становились зачинщиками бунтов. В византийские времена они получили легальный статус, и когда-то считали, что от них пошли политические партии. Теперь от этой теории отказались, но известно, что фракции-союзы принимали участие в торжествах периода поздней византийской империи. Христианская церковь всегда смотрела на это неодобрительно. «Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся» (Пс 19, 8). 1З4 Roma

хода истории. За кулисами же прятались просто богачи, те, кто способен был платить миллионы, искатели приключений — Г. Меценат, Л. Корнелий Бальб из Гадеса, Г. Рабирий Постум, казначей Александрии.

По этому сценарию поворотный момент наступил только в 43 г. до н. э. во время проскрипций второго триумвирата после смерти Цезаря, который возглавил (не к его чести) Октавиан:

Республика была упразднена... правил деспотизм при поддержке насилия и конфискаций. Лучшие люди были мертвы или попали в проскрипционные списки. Сенат заполнили головорезы. Консульство, которое раньше получали за гражданские добродетели, теперь становилось наградой за интриги или преступления. Non mos, non ius...

цезаристы заявляли, что имеют право и обязаны отомстить за Цезаря... Из крови Цезаря

16

родилась монархия.

Остальное было лишь эпилогом. Все кричали «Свобода» и все желали мира. «Когда же наступил мир, это был мир деспотизма».

Тем не менее, невозможно отбросить все совершенное Августом (правил 31 г. до н. э. — 14 г. н. э.) как простой результат пропаганды. Без сомнения, была и другая сторона медали, но что важно для римлян — за Августа были все знаки на земле и небе. Светоний рассказывает, что за девять месяцев до его рождения в храме Аполлона во время полуночной службы в будущую мать императора вошел змей. Затем, когда он впервые празднует Ludi Victoriae Caesaris, на небе появляется комета. А накануне битвы при Акции, судьбу которой он предоставил своим подчиненным, вроде Агриппы, ему повстречался греческий крестьянин, погонявший вдоль берега осла. «Меня зовут Евтихий [Удачник]», сказал крестьянин, «а это мой осел Никон [Победитель]».17 [condom]

Природа ранней империи, или принципата, особенно обманчива. Император Август надолго упрочил свою (и своих преемников) власть не упразднением республиканских институтов, но тем, что собрал под свою руку все должности, контролировавшие эти институты. Он стал Imperator — Верховным командующим, консулом, трибуном,

цензором, Pontifex Maximus — верховным первосвященником и проконсулом Испании, Галлии, Сирии, Киликии и т.д. В результате он приобрел власть такую же обширную, как у других автократических правителей. Но осуществлял он ее не по централизованным автократическим каналам. Он заменил псевдореспублику сенаторской олигархии квази­империей, старые институты которой должны были теперь действовать по-новому. В качестве принцепса Сената (нововведенной должности) он председательствовал в Сенате, а членами Сената стали или бывшие магистраты, которых он некогда назначил, или иные императорские ставленники. В управление Сенату он отдал примерно половину провинций из тех, на которые была отныне разделена Империя, одновременно подчинив его решения императорскому вето. Некогда муниципальные органы стали теперь инструментами императорской власти, как префект Города, иод контроль которого перешло уголовное судопроизводство, или praefectus Аппоппае, ответственный за торговлю, базары и распределение зерна. Также и бесчисленные кураторы, или комиссары, надзиравшие буквально за всем (от дорог и рек до ремонта общественных зданий), были ответственны только перед императором. Развитие более формализованного типа автократии относится уже ко времени христианства, в особенности, в Восточной империи, где было сильно персидское влияние.

Процедура законотворчества времен Республики постепенно отменялась, но многие статуты остались. Иногда созывались трибутные комиции для утверждения законов, принятых другими органами власти; и все еще издавались senatus consulta — постановления Сената. Однако со II века н. э. император становится единственным законодателем — через его эдикты, или указы, через рескрипты — письменные решения на петиции, его decreta, или постановления по прошениям в суд. А также через его мандаты, или административные инструкции. К этому времени Сенат перестает быть высшей инстанцией по рассмотрению прошений и заменяется в этом качестве префектом императорского претория.

По прошествии долгого времени возникла необходимость вновь кодифицировать громадный свод римских законов. Трижды предпринимались попытки решить эту проблему в Codex Gregorianus

Древний Рим, 753 г. до н. э. — 337 г. н. э. 135

<< | >>
Источник: Дэвис Норман. История Европы / Норман Дэвис; пер. с англ. Т.Б. Менской. — М.: ACT: — 943с.. 2005

Еще по теме НАДПИСИ:

  1. Надписи на сосудах
  2. Эпиграфические источники
  3. Источники по древней истории Аравии.
  4. Монументальные эпиграфические источники
  5. Источники и историография Древнего Ирана.
  6. 5. Историография
  7. Источники и изучение истории Трои, Фригийского и Лидийского царств.
  8. Индоссант
  9. 3. КУЛЬТУРА И РЕЛИГИЯ ИНДСКОГО ОБЩЕСТВА
  10. Раскопки на острове Фера
  11. §25. Микены и Троя
  12. Аллонж
  13. Обращение векселей.
  14. 1. Племена Закавказья в V—II тысячелетиях до н. э. Возникновение государства Урарту.
  15. Вексель акцептованный
  16. Простой вексель
  17. Тест 3. Альтернатива выбора
  18. Аваль
  19. Вексель
  20. 5.1. Другие виды ценных бумаг