<<
>>

1. ОТ ЧУНЬЦЮ К ЧЖАНЬГО: УСИЛЕНИЕ ЦЕНТРОСТРЕМИТЕЛЬНЫХ ТЕНДЕНЦИЙ

Если начало Восточного Чжоу и первая половина периода Чуньцю, т.е. основная часть VIII и VII вв. до н.э., прошли под знаком становления феодальной структуры, то во второй поло­вине Чуньцю, начиная примерно с конца VII в.
до н.э., чжоус- кий феодализм вступил в полосу стагнации и трансформации. Этот процесс прослеживается по нескольким основным направле­ниям, создавшим вкупе мощный центростремительный импульс, противостоять которому центробежные силы были уже не в со­стоянии. Процесс стагнации и трансформации в общих чертах сводился к созданию предпосылок для возникновения мощной централизованной имперской бюрократической структуры.

Как о том уже говорилось, первотолчок к преобразованиям был дан в одной из наиболее значимых для любого общества сфер — в сфере духовной культуры, и прежде всего идеологии, ритуально-этической традиции, игравшей в чжоуском Китае роль официальной религии. Социальные идеалы, воспетые в главах второго слоя «Шуцзина», равно как и строго сформулированные нормы ритуального церемониала, несли в себе мощный заряд общечжоуского культурного единства.

И хотя такого рода заряд не всегда является решающей силой, что доказывает пример Ин­дии, где единый религиозно-культурный фундамент никогда не мешал сосуществованию многих государств и языковых общнос­тей, как первотолчок он мог сыграть, и в условиях чжоуского Китая, действительно, сыграл свою важную роль, быть может, далеко не сразу всеми осознанную. Можно добавить к сказанно­му, что (в отличие от древнеиндийской) древнекитайская идео­логия не была отстранена от реальной жизни, напротив, именно ею прежде всего и главным образом занималась, что, безуслов­но, способствовало усилению значимости идейного импульса.

Параллельно с идейно-ментальной шла, а в некоторых отно­шениях была и более значимой социально-политическая транс­формация.

За век-полтора праятели-чжухоу убедились в том, что создание могущественных уделов-кланов и укрепление позиций наследственной клановой знати (цинов и дафу) ведут к ослабле­нию их собственной власти, не говоря уже об уменьшении доходов.

Результатом этого было прекращение создания новых уделов-кла­нов и стремление сократить количество уже имеющихся. И если вначале в некоторых царствах, таких, как Цзинь, была сделана попытка заменить близкородственные уделы-кланы неродствен­ными правителю, то позже выяснилось, что такая замена мало что изменяет: традиции брали свое вне зависимости от степени родственной близости удельных кланов к дому правителя. Логич­но, что в стремлении укрепить свою слабеющую власть правите­ли в большинстве царств взяли курс на уничтожение уделов-кла­нов, а вместе с ними и наследственной знати как таковой. Вза­мен они все чаще и охотней использовали выходцев из низшей прослойки чжоуской аристократии, т.е. чиновников и воинов из слоя ши. В отличие от цинов и дафу ши во второй половине пери­ода Чуньцю к наследственной знати отношения не имели, на аристократические привилегии и кормления претендовать не могли. Единственное, чего они могли достичь, — это назначения на чиновную должность, которая хорошо оплачивалась, вначале чаще всего тоже кормлениями, но на условиях беспрекословного повиновения административному начальству. Кормления для чи- новников-ши стали условными служебными пожалованиями: слу­жишь — пользуешься пожалованным. Иными словами, чиновнй- ки-ши начали полностью зависеть от формировавшейся админи­страции, аппарата власти государства.

Таким образом, процесс дефеодализации социально-полити­ческой структуры чжоуского Китая периода Чуньцю проявлялся в том, что уменьшалось число могущественных уделов-кланов внут­ри царств. В одних случаях это происходило за счет распада некото­рых из царств, в первую очередь могущественного Цзинь, которое в V в. до н.э. разделили между собой три самых влиятельных в нем удела-клана, Хань, Чжао и Вэй2 (это иное Вэй, отличное от древ­него удела и обозначавшееся другим иероглифом), каждый из ко­торых стал затем одним из семи сильнейших в период Чжаньго.

В других царствах процесс ослабления влиятельных уделов-кланов шел преимущественно за счет деградации клановой структуры как таковой. Могущественные кланы в уделах-вотчинах исчезали, раз­личные их линии активно враждовали друг с другом, а внутри уделов появлялись обычные подданные. Среди этих подданных уве­личивалось количество горожан, гожэнъ, вмешательство которых в государственные дела все учащалось и за лояльность которых все чаще приходилось бороться враждующим линиям.

Стоит заметить, что это вмешательство чаще всего было в пользу сильных в их борьбе за централизацию власти. И князья--чжухоу, и правители усиливавшихся благодаря междоусобным войнам сильных уделов (подчас равных средним царствам и княжествам) стояли за укрепление власти правящих верхов и комплектовали свои административные аппараты уже не за счет близких род­ственников из числа цинов и дафу, как то бывало прежде, но, как упоминалось, чиновниками-ши, чьи родственные связи не имели значения и не принимались во внимание, кто служил за жалованье там, где его взяли на службу, нередко в чужом цар­стве. Что же касается цинов и дафу, то их количество и тем более могущество быстро сходили на нет. Часть их была уничтожена в продолжавшихся войнах, особенно в междоусобных битвах, ос­тальные постепенно превращались в тех же чиновников с услов­ными служебными владениями. В конце Чуньцю дафу было уже сравнительно невысокой должностью, которая могла сопровож­даться лишь жалованьем, подчас достаточно скудным, как это было, например, в случае с Конфуцием.

Социально-политическая трансформация шла бок о бок с ад­министративно-политической. Суть ее была в том, что взамен аннексированных уделов или княжеств все чаще создавались уез­ды — сяни, во главе которых вначале оставляли прежних прави­телей, но в новом статусе: это был уже не всевластный аристок­рат-вотчинник, но управляющий уездом высокопоставленный чиновник. Позже во главе сяней обычно ставили простых чинов- ников-иш, получавших за свою службу жалованье из казны (пра­во на служебное кормление постепенно отмирало, сохраняясь лишь для высших немногочисленных сановников из тех же ши).

Превращение удельно-вотчинной клановой структуры в админи­стративно-территориальную с чиновниками-ми во главе уездов сыграло очень важную роль в процессе дефеодализации чжоуско- го Китая. Изменился характер городов, которые быстро превра­щались в торгово-ремесленные центры, переставая быть ставкой знатного аристократа. Описываемый процесс был также тесно свя­зан с важными социально-экономическими изменениями, кото­рые тоже внесли свой весомый вклад в трансформацию чжоуско- го общества.

Социально-экономические перемены в Чуньцю шли медлен­но, особенно в УШ—УП вв. до н.э. И далеко не случайно в песнях канона «Шицзин» почти не встречаются упоминания о деньгах, торговле, ремесленниках, горожанах. Процесс приватизации в чжоуском Китае начался сравнительно поздно и стал заметным не ранее VI в. до н.э. Именно этим временем датируются сообще­ния о реформах, проводившихся в разных царствах и сводившихся к изменению характера и форм налогообложения, что свидетель­ствовало об упадке прежней семейно-клановой общины и появле­нии вместо нее новой по формам ведения хозяйства деревенской общины, разделенной на хозяйственно-самостоятельные мелкие воры-домохозяйства. Источники, касающиеся этого времени, все чаще упоминают об определенном количестве общинных дереве­нек и, жалуемых в кормление тому или иному должностному лицу, причем иногда упоминается и о количестве дворов как объекте пожалования.

Приватизация, коснувшаяся прежде всего бывших уделов-кла­нов с их замкнутыми хозяйствами, привела к появлению групп населения, частично или полностью работающих на рынок. Про­цесс возникновения рынков в городах, становившихся центрами приватизированной экономики, шел медленно, как и развитие торговли, появление и распространение денег, вначале существо­вавших в нескольких разных формах в различных царствах. Сколь­ко-нибудь заметным он стал лишь в период Чжаньго (V—III вв. до н.э.), когда в чжоуском Китае появилось уже много городов с работавшими на рынок ремесленниками и торговцами, причем значительная часть деревенских жителей тоже оказалась вовле­ченной в рыночное хозяйство. Именно в период Чжаньго в Ки­тае, судя по многочисленным данным источников и сетованиям в них от имени ревнителей традиций, появились богатые просто­людины, а рядом с ними — безземельные арендаторы и батраки- наемники. Наемный труд, долговая кабала, богатство одних и бедность других вне зависимости от причастности их к власти и знати — естественное следствие процесса приватизации, разви­тия рынка и товарно-денежных связей.

Меньше всего сферой рыночных отношений была затронута общинная деревня. Консерватизм земледельцев хорошо известен, причем этот здоровый консерватизм проявлялся в чжоуском Ки­тае, как и на всем Востоке, в том, что община с крайней неохо­той давала санкцию на отчуждение земли кем-либо из ее членов. Применительно к Чжаньго сообщений о такого рода сделках во­обще нет, и косвенно это означает, что общинные земли, как правило, не продавались и в сферу рыночных связей не включа­лись. Это не значит, однако, что община не изменялась. Напро­тив, в эпоху перехода от Чуньцю к Чжаньго (VI—IV вв. до н.э.) такого рода изменения были весьма заметными. Количество зем­ледельцев возрастало быстрыми темпами. Появление в Китае же­леза и начало широкого применения изделий из него способ­ствовали возделыванию залежных и целинных земель, до того почти не осваивавшихся жившими в районе речных долин чжо- усцами. Началась практика массового перемещения избыточного или недовольного своей жизнью земледельческого населения на новые места, о чем упоминается в «Шицзине».

Результатом освоения новых территорий был своего рода демо­графический взрыв, т.е. резкое увеличение количества населения в период Чжаньго. Это хорошо видно хотя бы на примере измене­ния характера войн, о которых столь часто и подробно говорится в источниках. Если в Чуньцю войны велись по преимуществу ари­стократами на колесницах (с некоторым количеством обслужи­вавшей колесницы пехоты) и в них принимали участие тысячи, редко десятки тысяч воинов, то в Чжаньго войны представляли иную картину. Ушли в прошлое боевые колесницы вместе с их хозяевами-аристократами. Основой боевых действий стала пехо­та, состоявшая из рекрутов (один двор в деревне поставлял рек­рута, несколько других экипировали его и обеспечивали всем необходимым). Число участников сражений достигало уже мно­гих десятков, а порой и сотен тысяч, да и численность каждого из семи крупных царств Чжаньго измерялась миллионами жите­лей. С ГУ в. до н.э. северное царство Чжао переняло у соседей- кочевников их форму одежды (штаны для воинов) и по их при­меру стали использовать лошадей для езды верхом, применяя необходимые для этого седла, стремена и т.п. Начиная с этого времени наряду с пехотой в войнах стали участвовать и конни­ки, хотя этот вид воинов в Китае всегда оставался малочислен­ным и воспринимался как своего рода гвардия.

Демографические перемены оказали сильное воздействие на развитие рыночных отношений и всех новых приватизированных форм ведения хозяйства. В этой связи стоит заметить, что про­цесс приватизации и развития рынка вызывал в обществе пре­имущественно негативную реакцию. И это было результатом не столько ностальгии по добрым старым временам (хотя такого рода фактор играл свою роль), сколько опасений, связанных с усиле­нием власти отдельных частных лиц, обладающих богатствами и потому определенным могуществом. Следовало как-то ограничить это могущество, что стало едва ли не первоочередной задачей правителей чжоуского Китая после того, как могущество родо­вой аристократии было окончательно сломлено и власти прави­телей и их чиновников ничто не угрожало.

Процесс существенной трансформации всей структуры древ­некитайского общества, наметившийся и проявившийся уже в У1—ГУ вв. до н.э., на рубеже Чуньцю и Чжаньго, поставил перед чжоускими верхами немало новых и весьма сложных проблем. Это был своего рода вызов эпохи, на который следовало дать адек­ватный ответ, ибо без этого общество не могло дальше суще­ствовать. Но каким должен был быть этот ответ? Что следовало сделать, на чем должен был быть поставлен акцент, какие необ­ходимо было приложить усилия, чтобы в новых и достаточно резко изменившихся обстоятельствах чжоуский Китай не просто вы­жил, но и сделал бы решающий шаг для достижения всегда же­ланных гармонии и порядка?

Здесь важно заметить, что в царствах чжоуского Китая перио­да Чуньцю идеал гармонии и порядка рассматривался и оцени­вался по-разному. Существовали по меньшей мере две модели, различавшиеся между собой целями и средствами достижения желаемого идеала. Первую из них можно было бы назвать моде­лью Чжоу-Лу, вторую — Ци-Цзинь. В чем сущность каждой из них и в чем различия между ними?

Дом Чжоу, или домен вана, был тем сакральным центром, величие которого уже в Чуньцю оставалось в прошлом. Отсюда ностальгия по далекому прошлому, стремление твердо держать­ся традиций старины, ибо только они давали легитимное право вану на власть и этическое превосходство знающего ритуалы и нормы чжоуского дома над чжухоу и тем более над претендую­щими на высший авторитет выскочками-^а. Именно в Чжоу, как о том уже шла речь, и велась работа над главами второго слоя «Шуцзина» со всей их идеологией, с отстаивавшими легитим­ность дома Чжоу идеалами времен Яо, Шуня и Юя. Впрочем, как это ни парадоксально, о доме Чжоу в Чуньцю мало что извест­но, а редкие материалы об этом в хронике «Чуньцю» и коммен­тариях к ней, включая Го юй, позволяют судить лишь о том, что ван старался всеми силами сохранить свой высокий и защищен­ный признанной всеми легитимностью статус. Лишь косвенные данные позволяют судить о том, что в столице вана был, види­мо, солидный архив (по преданию, в нем работал в свое время и полулегендарный мудрец Лао-цзы), что там жили придворные историографы и что в задачу работников историописания и ар­хива могли входить, в частности, разработки основ чжоуской официальной идеологии.

Больше известно о Лу — и потому, что это был удел великого Чжоу-гуна, и потому, что это была родина Конфуция. О луских архивах в источниках есть лестные отзывы со ссылкой на высо­копоставленных приезжих гостей, в частности из Цзинь. Луские историографы писали хронику «Чуньцю». Правители Лу как по­томки Чжоу-гуна имели официально признанные привилегии в сфере ритуала, что отражено, в частности, в гимнах Шицзина — в них есть только шанские, чжоуские и луские ритуальные гим­ны, больше никаких. Естественно, что правители Лу столь же тщательно, как и дом вана, хранили традиции старины, столь многое для них значившие. Их родство с домом вана и общие инте­ресы в определенной степени сближали между собой эти два госу­дарства, что и легло в основу чжоу-луской модели идеалов. Суще­ственно заметить, что еще до Конфуция, с именем которого связа­на детальная разработка, углубление и придание нового звучания этой модели, она уже в основных своих параметрах возникла и существовала. Более того, можно сказать, что не Конфуций воз­высил лускую модель, обеспечив ей в конечном счете признание и бессмертие, а чжоу-луская модель породила Конфуция, сдела­ла его таким, каким он был.

Сказанное означает, что чжоу-луская модель идеалов своди­лась к тщательному уважению традиций старины, воспеванию мудрости древних, подчеркиванию чжоуской легитимности, ува­жению наследственной аристократии с ее кланами и этическими принципами, воспеванию патерналистской формулы государ­ственности (государство — семья; правитель — отец родной), эво­люции в сторону гармонии на этической основе, культу древно­сти, уважению к заповедям старины. Это была своего рода про- токонфуцианская модель организации общества и государства, модель с некоторыми явными элементами социально-политичес­кой утопии, особенно если иметь в виду неприглядную полити­ческую реальность и в доме вана, и тем более в раздиравшемся всесильными сановниками на части княжестве Лу.

Вторая модель, ци-цзиньская, во многом противоположна чжоу-луской. Это была установка на реалии, на власть силы, в частности гегемонов-ба, установка на реформы, в том числе весь­ма радикальные, порывающие с традициями. Реформы бывали и в Чжоу (вспомним Сюань-вана), и в Лу, но там на передний план явственно выдвигались иные идейные установки и связан­ные с ними политические и экономические конструкций. В Ци же с его реформатором Гуань Чжуном и в Цзинь, где после Вэнь- гуна реформы стали едва ли не нормой, именно реформирова­ние всего отжившего лежало в основе усиления обоих царств. Позже, в IV в. до н.э., аналогичным путем было реформировано при Шан Яне царство Цинь, нечто похожее испытало в то время и южное царство Чу. Серьезные реформы приписываются стар­шему современнику Конфуция в царстве Чжэн, Цзы Чаню.

В известном смысле можно сказать, что рано или поздно, но большинство чжоуских государств периодов Чуньцю и Чжаньго встало именно на этот путь, где идеалом было создание сильно­го государства и жесткого порядка, а методы достижения цели виделись в использовании всеобщеобязательных нормативных регламентов властей. Циско-цзиньско-циньская модель делала решительную ставку не на клановые связи и знать, но на выход­цев из неродственных, а то и чужеземных по происхождению кланов. Она была динамичнее и оказалась более подготовленной для соперничества с частным собственником — врагом государ­ства и власти центра. Эту модель можно считать протолегистс- кой, хотя далеко не все те, кто осуществлял реформы, особен­но в Цзинь, были легистами, т.е. сторонниками нормативного регламента, закона в его восточном выражении (что начальство велело, то и есть закон).

Разница между первой и второй моделями очевидна, однако в чем-то они были и сходными: обе выступали за порядок и силу централизованного государства, для чего необходимо было осла­бить как (вначале) всесильную владетельную знать, так и (поз­же) богатевшего частного собственника; обе исходили из того, что народ является основой государства, а власть заботится о благе народном; обе не были чужды реформам, равно как и традициям. Словом, обе были «азиатскими», если иметь в виду концепцию Маркса о Востоке.

Однако при всем том одна модель явно делала акцент на па­терналистские методы, а другая — на силовые. Противостоя друг другу, они были как бы двумя сторонами единого в основных своих параметрах процесса складывания сильного государства. И именно в ходе противоборства и общего движения к единой в конечном счете цели в итоге и бьшо создано государство такого рода. Но прежде, чем это было достигнуто, прошло несколько веков, наполненных борьбой мнений и столкновением идей. В этом смысле период Чжаньго следует считать, пожалуй, наибо­лее насыщенным интеллектуальным соперничеством временем во всей многовековой истории Китая.

О причинах этого уже упоминалось: в чжоуском Китае конца периода Чуньцю остро ощущался объективный вызов эпохи, на который следовало дать адекватный ответ. Готового, и тем более хорошо разработанного и аргументированного ответа ни у кого не было. Зато было множество достаточно упрощенных ответов, каждый из которых имел свои плюсы и минусы. Необходимо было время, чтобы в ходе идейного соперничества эти плюсы и мину­сы выявили себя, а основные концепции смогли бы укрепить свои позиции, завоевать сторонников, сумели бы воспользовать­ся удачно сложившимися обстоятельствами для успеха.

В итоге в середине I тыс. до н.э. чжоуский Китай оказался как бы на распутье. Протекало множество сложных параллельных про­цессов, которые вызывали серьезные следствия, в корне меняли привычную структуру, рождали новые социальные слои и вели к отмиранию старых. Ко всему этому следовало приспособиться, и сделать это нужно было осознанно, приняв во внимание всю слож­ность ситуации и всю противоречивость разнородных интересов. Добиться этого можно было лишь в условиях мощного взлета интеллектуальной рефлексии. Такого рода взлет был подготовлен предыдущими веками, завершившимися в этом плане разработ­кой идеала гармоничного и упорядоченного государства и обще­ства, приписываемого древним мудрецам. Вот от этого-то идеала,

как от уже достигнутой интеллектуальной высоты, и шли в своих напряженных поисках древнекитайские мыслители, первым и наиболее выдающимся среди которых был Конфуций.

<< | >>
Источник: Под редакцией А.В. Меликсетова. История Китая. Учебник — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Изд-во МГУ, Изд-во «Высшая школа», — 736 с.. 2002

Еще по теме 1. ОТ ЧУНЬЦЮ К ЧЖАНЬГО: УСИЛЕНИЕ ЦЕНТРОСТРЕМИТЕЛЬНЫХ ТЕНДЕНЦИЙ:

  1. ТЕМА 19 Непрочность центростремительных тенденций Западноевропейская культура
  2. Восточное Чжоу. Период Чуньцю (VIII–V вв. до н. э.)
  3. Период Чжаньго («Борющиеся царства», V–III вв. до н. э.)
  4. 1. ПЕРИОД ЧУНЬЦЮ (^П-У вв. до н.э.)
  5. Глава III ВОСТОЧНОЕ ЧЖОУ: ПЕРИОД ЧЖАНЬГО
  6. Глава II ВОСТОЧНОЕ ЧЖОУ: ПЕРИОД ЧУНЬЦЮ
  7. Б15. Усиление команды
  8. Усиление крепостничества.
  9. Усиление и господство бюрократии
  10. Усиление царской власти.
  11. Политическое усиление шляхты. Оформление сословной монархии.
  12. Усиление олигархических элементов в Афинах
  13. Усиление новых политических центров.